Хозяйка отнеслась к приглашению благосклонно.
— Ну и хорошо. Пусть живет у нас, чего там. Чай места хватит — и так полдома пустует. Куда его со двора пускать! Еще потом перед матерью его отвечать придется.
Щеголева тронуло упоминание о матери. По правде сказать, он и сам чувствовал себя в дороге весьма неуверенно и очень был рад попасть в такую семью. Но как же быть с платой? Как сказать об этом? Жить бесплатно прапорщик никогда бы не согласился — он ведь не нищий приживал какой-нибудь, а все-таки дворянин, хоть и мелкий.
Бодаревская будто прочла его мысли.
— Насчет платы с тобой будет поступлено так: как получишь жалованье, так сразу четверть и сюда... Только подавай мне в собственные руки! — строго посмотрела она на Щеголева.
Бодаревский хмыкнул и отвел глаза в сторону. У прапорщика отлегло от сердца.
— Да, любезнейшая Марья Антоновна! — заговорил он. — Право не знаю, как и благодарить вас...
— Ну ладно, ладно! — прервала его хозяйка. — Ишь всполошился как.
Дети фыркнули, Щеголев смутился.
— Сегодня же отпишу маменьке в Москву, успокою ее.
— Ты только денщика не вздумай брать, чай он тебе по чину полагается,— продолжала наставления Марья Антоновна. — Не нужен он тебе вовсе — своей дворни девать некуда. Деньги на его содержание ты бери, не стесняйся. Не их дело, кто за тобой смотрит. Деньги тебе не помешают, все будет лишняя копейка на мороженое. Только вина там али табаку потреблять не вздумай, того не люблю у себя в доме.
— Не курю, не нюхаю и не пью! — поспешил уверить ее прапорщик.
В конце обеда вошел казачок и доложил:
— Господа студенты Деминитру и Скоробогатый!
Вошли два молодых человека возраста Щеголева, в мундирах с гладкими блестящими пуговицами и высокими воротниками.
Приложившись к ручке Марьи Антоновны и бойко шаркнув ножкой перед Корнилой Ивановичем и барышней, студенты колючими глазами уставились на представленного им Щеголева. Поклонились весьма холодно.
— А у нас, дражайшая Марья Антоновна,— начал чернявый Деминитру,— изрядные новости: войны не миновать.
— Да ну тебя! — замахала на него руками Бодаревская, — что ты, батюшка, этакие-то страсти говоришь! Война, чай, не шутка. Нечего поминать о ней, а то вправду накличешь.
— Правду говорим,— поддержал товарища белобрысый Скоробогатый. — Ведь в Молдавии и на Кавказе давно уже воюют по-настоящему.
— Что же случилось? — встревожился хозяин.
Щеголев за время длительной дороги не имел возможности следить за событиями, вот уже сколько времени волновавшими всю Европу, и теперь слушал с большим вниманием.
Студенты наперебой рассказывали:
— Как вы знаете, еще в начале октября турки обстреляли у берегов Кавказа наш военный пароход «Колхида»; теперь же они открыли военные действия и на Дунае. Сегодня пришел из Константинополя английский корабль и привез все эти сведения. Все иностранные газеты утверждают, что война турок с нами — дело решенное.
— А может, все-таки обойдется? — с надеждой посмотрела на собравшихся Бодаревская.
— Нет, любезнейшая Марья Антоновна,— отвечал Деминитру. — После того как князь Меншиков побывал в Константинополе и поговорил там круто — войны не миновать.
— И чего мы с ними не поделили, понять не могу, — качала чепцом хозяйка.
— Дело в том, любезнейшая Марья Антоновна, что мы, русские, торговать свободно не можем, вот что, — объясняли студенты. — Нет выхода из Черного моря нашим кораблям, закрыты проливы, сидят там турки вот уже четыреста лет.
— А по суше нельзя ли?
— И по суше можно, да только очень дорого самим будет перевозить хлеб. На кораблях не в пример дешевле.
— Не пойму, при чем тут турки, чай и они наш хлеб покупают?
— Покупают, да вот англичане хотят всю турецкую торговлю к своим рукам прибрать и наш же хлеб туркам перепродавать.