Прошла ещё секунда, а может две. Одна из собак рявкнула и потащила труп в сторону. Другие на неё зарычали. Голова мертвеца вышла из тени — и Маргариту как молнией ударила. Она заревела, так громко что даже собаки опешили и уставились на неё. Девушка схватила камень с земли и набросилась на них.
Они кусали её, лаяли, потом скулили и наконец убежали. Она едва стояла, её ноги были искусаны, её одежда изодрана, она опустила колени в холодную воду и плакала над мёртвым личиком сестры, бледным как отражение луны.
Два последующих дня Маргарита ходила как живой труп, а на третий дала клятву отомстить, даже если придётся продать собственный народ.
Та страшная горечь навсегда отпечаталась в ней, как ухаб на сердце, и она хотела передать её проклятому принцу, без остатка; это было страшнее любой пытки; именно поэтому она заставляла его смотреть на смерти своих родных. Именно поэтому она приказала казнить его последним.
Но проклятый мерзавец только боялся; он не плакал, не гневался. У него лишь тряслись поджилки. Маргарита уже потеряла надежду, как вдруг вновь обрела, сейчас. Принц был зол, он разозлился на увечье своей служанки.
Маргарита даже повеселела, когда это поняла. Если бы не обещание эльфам, она бы избила мальчишку и приказала отложить казнь, а после бы пытала служанку у него на глазах. В голове Маргариты промчалось столько всевозможных пыток (можно скормить девчонку собакам, живьём!); жаль, что исполнить их не удастся. Она разочарованно усмехнулась и занесла над головой клинок.
В ту же секунду с её лицом столкнулся крепкий как сталь кулак.
8. Домыслы Идиотов
Всё вспыхнуло перед Маргаритой и померкло. Невозможно стало дышать носом. Она пыталась, однако ноздри словно бурлили, и в горло вместо воздуха заливалась кровь и сыпалось ещё что-то острое, похожее на колючий песок. Её ноги в стальных сапогах подкосились, лишь чудом она не упала и шагнула назад.
Схватившись за горло, Маргарита глотала живительный кислород.
Мрак перед глазами прояснялся. Девушка увидела принца. Он стоял и не двигался, и только рука его была поднята и сжата в кулак. На трёх костяшках были красные пятна. С них капала кровь.
Маргарита, ещё не совсем понимая, что случилось, ощупала нос — он ещё сильнее загорелся от прикосновения. Боль была нестерпимой. На глаза наворачивались слёзы.
До людей в толпе тоже не сразу дошла суть произошедшего; они всё поняли даже позже Маргариты, хотя, казалось бы, это ей встряхнули голову.
Люди зашептались: невероятно! Принц ударил героиню в лицо и с такой силой. Как он это сделал? Неужели он всё это время был могучим воином? Но ведь он такой тощий…
Рыцари не знали, стоять им на месте или подойти помочь. Они всё перебирали в голове варианты, перебирали, и в итоге склонились к невмешательству. Причём на выбор этот влияла, кроме прочих причин, та единственная, которую они признавать не хотел, даже сами себе — у них перед глазами ещё маячил резкий брызг крови после столкновения кулака и милого женского носика. Им было страшно.
Рыцари смотрели на принца с опаской. Многие незаметно для самих себя схватились за мечи — не чтобы напасть на него, но для самозащиты.
В очередной раз на площади повисла тишина.
Тяжёлое дыхание Маргариты стало громче.
Тут раздался крик:
«Нечестно! Он поступил нечестно!» Из толпы вырвался мужчина в нарядной броне, темноволосый, кучерявый. Адъютант Маргариты. Он посмотрел на Артура полным ненависти и призрения взором и поднял палец — совершенно бесполезное действие, все и так понимали, о ком он говорил — и закричал: «Нечестно! Мисс Маргарита не могла поднять меч на безоружного противника. Этот мерзавец использовал её благородство и ударил тайком! Ублюдок! Ублюдок тирана!»
Переговоры в толпе стали громче. А ведь милорд дело говорит. Маргарита и вправду в самом начале боя долго стояла на месте, неподвижная. Может она дожидалась, чтобы кто-нибудь подал принцу меч? Принц же злоупотребил её честностью и напал. Ударил он сильно, но и это объяснимо. Героиня… она ведь девушка. Она сильная… но хрупкая. Героическая! Но нежная…
Люди пригляделись к заляпанному кровью личику Маргариты. Нос немного изогнулся, шустро струилась кровь, но сама девушка, особенно её напряжённые зелёные глаза, была прекрасна.
И простой люд, и даже дворяне, многие из которых видели в ней лишь смену власти, и хотели подмазаться, вдруг пропитались к ней глубоко человеческим уважением. Даже самый отъявленный негодяй, узри он её, упал бы на колени и расцеловал ей ноги.