Женщина была её мамой, и мать обязана дорожить ребёнком. Женщина оказалась в этой проклятой деревне, а значит была обязана принести Мани в жертву. Но больше жертв было не нужно, и женщина была обязана страдать от вины. Всё стало так просто — и столь же прост был человек. Перед Мани был человек.
Именно это — человек.
Мани выбежала из дома, на пороге её обдал холодный ветер. Она бежала и вязла в сугробах, везде было темно, всю землю затопила тьма, в мире сияла лишь яркая луна. Девочка шагнула ей навстречу.
Подъём наверх занял много дольше спуска вниз. К тому времени когда Артур забрался на обрыв, прошла уже вся ночь и начинало светать. Облака ложились на небо как обильные мазки густой краски. Деревня пустовала. Люди разбежались ещё вчера, и потому так чётко выделялась серая клякса на пороге дома старейшины и Альфия рядом.
Она была растеряна и крутила головой в беспокойном ожидании, но смотрела скорее в себя, чем вокруг. Артура она сперва не увидела, пробежав мимо него взглядом, а затем опомнилась, бросилась к нему и пару секунд молчала. Холодное, спокойное лицо юноши её испугало. Тревога и страх, казалось, могли разорвать её изнутри.
Альфия вдохнула, успокоилась и сказала:
«Она исчезла».
Артур кивнул.
Но Альфия продолжала:
«Мани… Девочка с чёрными волосами… На ней сидел монстр, приф…»
«Призрак». Поправил Артур и вступил на тропинку, уводящую из деревни. Альфия застыла. Рядом скрипнула дверь и вышла служанка; она перешагнула серую груду, ещё приходившую в себя, и пошла за своим мастером.
И Альфия осталась одна.
Почти.
Женщина отряхнула свою серую накидку и вытянула шею. Её волосы были чёрны как у дочери. Они вспыхнули. Женщина побежала вслед за уже далёким юношей в красной рубахе. Она качалась, и удалялась, уменьшалась, и в один момент сжалась до чёрной точки; снег поглощал её.
И тогда Альфия тоже пустилась в бег. Сперва бездумно, запинаясь каждым шагом. Затем приноровившись прыгать в чужие следы в сугробах. Женщина в сером осталась позади. Артур стоял уже на краю деревни, у последней лачужки. Альфия свалилась на колени и закричала:
«Пожалуйста… пожалуйста…»
Собственный голос испугал её, горло заволакивал холод и вдруг сделал её немой. Она заставила себя поднять глаза на юношу и взмолилась взглядом.
Артур спокойно взглянул на неё, покачал головой и открыл дверь той самой лачужки.
Сюда он, собственно, и направлялся.
Глаза Альфии раскрылись неприлично широко. Она закашляла, едва нащупал в заледеневшем горле кашель, и полуживая сама зашла в лачужку. Внутри стоял мороз. Вскоре перед Альфию выросла тень. Прибежала мать.
Вместе они смотрели на Артура. Он щёлкнул пальцами.
И вдруг вся комната расслоилась, как свежая картина, по которой провели мокрой кисточкой. Женщина увидела дочь и побежала к ней с объятием, но руки прошлись насквозь; потом она заметила саму себя и прикрыла рот ладонями.
Альфия молча за всем наблюдала. Лицо Мани было бледным и выражало неясное, но знакомое. Альфия вдруг почувствовала, что где-то внутри неё был ключ, чтобы понять лицо девочки. Но искать не было времени. Мани побежала на выход и прошла Альфию насквозь. Альфия развернулась. Дверь вела в белые дали.
Артур вышел на порог и снова щёлкнул. И все пошли дальше. Целую минуту дух Мани возникал и угасал. Она бежала, и с каждым её шагом в Альфии растягивалась сердечная нить. Ей хотелось схватить девочку, удержать…
Мани бежала.
Вот она упала в сугроб. Альфия взмолилась, чтобы снег удержал её, но девочка вырвалась и пошла, затем побежала дальше. Альфия не сводила с неё глаз. Ей казалось, что они были совершенно одни, и потому было так странно было, когда вперёд вырывалась женщина в сером. Она пыталась поймать свою дочь, хватала её за ноги, кричала.
Но Мани, закрывая глаза от ночной метели, уже стояла на краю обрыва. Её унесло вниз.
И тогда Альфия немедля дёрнула взгляд на мать. Её кидало вперёд, и на секунду могло показаться, что она сейчас прыгнет за дочерью. Но только на секунду. Затем она просто упала на колени и заплакала.
Люди ведь плачут, когда теряют детей?
…
…
…
Прилив заливал золотистый песочек, он мешался с пеной и разноцветными ракушками. В небе застыл вечный закат. Лучи солнца разбивались о скалу напротив берега, словно зубцы гигантской короны. На ней стоял и улыбался Джозеф:
«Я говорил, что ты придёшь Эрхи. Один ноль в мою пользу».