Юноша сказал: «Меня зовут… Альтар».
«Альтар… Чудесное, а главное редкое имя! Альтар, друг, наш сегодняшний ужин на тебе». Сказал длиннолицый.
Артур приподнялся и уже было направился к озеру, как юношу окрикнула Альфирия. Она указывала на Альфию, неподвижно стоявшую рядом с ямой:
«Может связать её… Чтобы не убежала? Хотя у нас нет верёвки… Может ноги сломать?» Предложила эльфийка. Её лицо всё ещё было немного красным, но вместе с тем довольным и дружелюбным.
«Не нужно». Покачал головой Артур и махнул Альфии, привлекая внимания, а затем тыкнул пальцем в землю. Альфия посмотрела на его знаки, посмотрела на яму, сделала неописуемое выражение, сочетавшее горечь и принятие судьбы без всяких надежд и спрыгнула вниз.
…
…
…
Потемнело. Звёздное небо качалось в поредевшей листве и между веток. Оно было блеклое и тихое. Сияние звёзд заглушал тёплый жёлтый свет хрустящего костра. Шла добродушная беседа. Над костром висела кастрюля. В ней, по бокам, в мутной жиже лежала белая пенка. Пахло рыбой. По древесным ветвям карабкался дымок.
Альфия глубоко вдыхала рыбный запашок, полоскала им рот, и проглатывала вырванные из мёртвых тел глаза. Ослепшие трупы лежали вокруг неё. Альфия сама сидела на женщине, мягкой, хотя и немного неровной, и поглядывала на небо. Луна была прямо сверху. Бледный дым бежал перед ней. Альфия сглотнула едва разжёванную плоть, и вдохнула ещё немного далёкой рыбки.
«Интересные у тебя вкусы, мелкая».
Альфия повернулась и увидел странного мужчины в сером в чёрной рубахе.
«Неплохо, ты меня не испугалась». Сказал он тихим и приятным голосом.
Альфия осмотрелась вокруг, как-бы разводя руками на трупы, и с очень усталой улыбкой сказала: «Я привыкла».
Мужчина понимающе кивнул и сказал: «Нет, ещё нет».
И он точно также улыбнулся. У Альфии холодок пробежал по спине.
«А вообще надо сказать Эрхи не прав. Ты смышлёная, в глазные яблоки не поступает трупный яд, разве что… Я говорил Эрхи, каннибализм — это плохо. Мне кажется у него травма и он вымещает её на тебе. Прости его. На самом деле он очень добрый мальчик. Правда».
Альфия помялась, не решаясь задать вопрос — это могло быть слишком опасно… А потом вспомнила всё абсурдность страха в нынешнем окружении и таки спросила: «Ты… его знаешь?»
«Да». Непринуждённо ответил Джозеф, голосом таинственным и манящим.
Альфия понимала, что от неё ожидают ещё вопросов, и продолжила: «Кто ты? И он?»
«Он твой учитель. Больше тебе знать не нужно. Он сам обо мне больше не знает, а так часто спрашивал… А я! Я твой…» На полуслове он задумался.
«Я твой… Есть в эльфийском слово для учителя учителя, старшего учителя, гранд-учителя?»
«Учитель учителя… Нет». Альфия помотала головой.
«Жаль, похоже в вашем диалекте он тоже не сохранился». Джозеф сделал грустное лицо.
Альфия тоже почему-то печально кивнула.
«Очень, очень жаль, что в эльфийском диалекте этого языка тоже не сохранилось нужного мне слова». Снова и очень вымучено повторил мужчина.
Альфия молча прыснула и спросила: «Какого языка?»
«Древне-магического. На нём говорили маги древности, то бишь до возвышения первого и единственного известного Бога. Пока что я знаю три производных: диалект мира Двух Башен, диалект людей Эфоя и эльфийский диалект».
Альфия лениво кивнула. Ей было не очень интересно.
«Эрхи тоже заметил эту странность, но воспринял её, как и всё прочее». Мужчина сложил руки на груди.
«Он всегда был… Как будто не живой. Хотя не так. Как-будто пустой. Каждый человек — это частичка мира, точно также и мир — часть каждого человека. Но с Эрхи немного не так. Он не принимает мир, не вливается в него. Для него всё вокруг всегда чужое, и потому он так быстро принимает перемены. Адаптируется. Если однажды Эрхи проснётся каким жучком, он даже глазом не моргнёт и пойдёт изучать жучиную магию. Для него не существует цельного мира, а возможно… Для него не существует самого себя».
Джозеф наклонился. На ладонь одной руки на расположил подбородок, другой провёл по векам трупа мальчика совсем малых лет.
Альфия растерялась. Некая странная жалость и грусть закружились у неё в животе. Страх и жалкий, скрытый, в общем-то праведный гнев ушли на второй план и стали для неё чужими; учитель и ученица сидели и печально вздыхали. Альфия, незаметно для самой себя, тоже скрестила руки. Она снова помялась, но уже меньше, и спросила: