Он не ответил и взялся за молоток.
— Выкручивайся, дружок, как знаешь, но через два дня насос должен действовать безотказно, — после недолгой паузы сказала Паша, — иначе можем оставить все поголовье без воды.
— Но в данный момент, как мне известно, бедняжки пляшут от бескормицы, — иронически произнес он.
— Ошибаетесь, Сергей Федорович. Так, кажется, вас величают? — стараясь ничем не обидеть его, сказала Паша. — В прошлом году собрали мы хороший урожай сочных кормов. А сократили рационы кормления из-за бесхозяйственности. Собственно, я сюда и примчалась, чтоб разобраться.
— И очень хорошо, что не ко мне прикомандировали, — сказал Сергей, улыбаясь.
— Не спеши радоваться, — бросила она резко, — я еще и за тебя возьмусь, если воду не обеспечишь к сроку.
Эти слова не оскорбили Сергея. Он ответил:
— И обеспечу! Но мне можно будет прийти к бригадиру трактористов с рапортом?
— Конечно, приходи, — снисходительно разрешила Паша.
Больше года дружила Паша с Сергеем. Он уже работал первым секретарем Старо-Бешевского райкома комсомола, а она по-прежнему бригадиром тракторной бригады.
Когда Паша через некоторое время сказала дома о том, что выходит замуж за Сергея, никто уж не удивлялся. Сергей всем нравился. Хороший человек, самостоятельный, образованный, уважительный. Только Никита Васильевич наедине как-то сказал Паше:
— Я, конечным делом, не против Сергея, хоть и вспыльчивый он, но умный, работящий, грамотный, тебе, наконец, с ним жить. Только сынок Кирьязиева был нашей семье дороже, ближе.
— Зато я была от него далека…
И Паша снова заговорила о Сергее, которого полюбила за его исключительное трудолюбие, за искреннее отношение к ней. Ведь это Сергей окружает ее вниманием и заботой, радуется каждому ее успеху и вместе с ней переживает неудачи. Работая в МТС, а затем в райкоме комсомола, он одновременно учится в заочном институте. Сергей находит время и ей помогать учиться.
— Таким я люблю Сергея, — заключила Паша. — А вы считаете, что я не смогу связать свою судьбу с ним?
Нет, Никита Васильевич ничего не считал, он лишь высказал то, что он думал.
Еще полгода спустя Паша вышла замуж за Сергея.
— Любите друг друга… Да смотрите же внука мне даруйте, — сказал молодым Никита Васильевич и смахнул с лица набежавшую слезу.
В том году теплая погода в Донбассе наступила в апреле. И в ясный, солнечный апрельский день Паша родила дочь. Имя дали ей Светлана. Никита Васильевич сиял от счастья, он теперь говорил, что лично он, «дедушка Василич», ждал именно ее, вот эту самую внучку Светочку, крепенькую, пухленькую.
С рождением Светланы появились новые заботы, новые хлопоты.
Паша очень любила детей, дружбу с ними заводила с полуслова. Всей бригадой они шефствовали над школой, с Пашиной помощью была оборудована детская библиотека, созданы площадки для разных игр. Дети души в ней не чаяли, звали «тетя Паша», и, когда она приходила в школу, они окружали ее плотной стеной.
Домашние шутили, что со временем Паша обзаведется семьей человек в двенадцать, причем все будут обшиты, обмыты и накормлены: более умеренные представления о семейном благополучии как-то не вязались ни с расточительной щедростью ее доброго сердца, ни с самим обликом ее.
Паша была очень деятельная, работоспособная, всегда занятая колхозными и эмтээсовскими делами. С появлением на свет дочурки она как-то сразу растерялась. Времени теперь ни на что не хватало: днем и ночью была на ногах: то надо было спешить в МТС, то решать дела в правлении колхоза, то пеленать Светочку (а Паша этого даже родной матери не доверяла), то кормить ее, то купать.
Ефимия Федоровна, посмеиваясь, говорила:
— До чего же чудно, Пашенька, видеть тебя в новой роли…
Светлана росла очень спокойной и тихой девочкой. Много была на воздухе: даже в лютые морозы Паша выносила ее на улицу, чтобы «крепчала телом и душой».
Но больше всех, кажется, возился с внучкой Никита Васильевич. Только возвратится с работы, возьмет ее на руки и до позднего вечера забавляется: «Светочка, а Светочка, скажи: де-да! Светочка, радость ты наша, ну говори: па-па! ма-ма! ба-ба!»
Сергея в последнее время не занимали семейные дела. И у Никиты Васильевича не оставалось сомнений: что-то надломилось у Сергея, связанное с Пашей. Не случайно он редко бывает дома, не помогает в хозяйстве, ни о чем не спрашивает, не рассказывает, как бывало раньше, о делах, о радостях и переживаниях.
— По стариковски, может, я и ошибаюсь, как ты, Федоровна, толкуешь? — сказал как то Никита Васильевич. — Но отношение Сергея к нашей Паше непонятно. Неласков он.
Ефимия Федоровна покачала головой она не согласна. Она оправдывала Сергея ведь секретарь райкома комсомола. Потому и редко дома, хоть пополам переломись, а все сделать невозможно. Молодежи много, а у каждого комсомольца свои хлопоты, запросы, желания. Кому же откликаться, как не ему?
— Ты о нем плохого не думай, — тихим и ласковым голосом говорила она Никите Васильевичу, — человек он бесшумный, непьющий, вроде наших ребят, покладистый.
Никита Васильевич не спорил. Может, он в самом деде ошибается в Сергее. Ефимия Федоровна лучше разбирается в сердечных делах.
— Бог с ним — Никита Васильевич обнял ее. — Паша тоже перегружена, редко дома бывает. Просто, признаться стало мне вдруг больно. Ведь она-то к нему с открытой душой.
То был обыкновенный зимний вечер. Ефимия Федоровна постучала соседке Варваре Осиповне и пригласила ее в гости. Внучку уложила спать.
Втроем — Никита Васильевич уже был дома — сели за стол в большой светлой комнате, пили чай с вареньем и рассказывали друг другу разные новости.
Уже поздно вечером явился Сергей, снял пальто и, ни на кого не глядя, прошел в детскую.
— Спит Светлана?
Никита Васильевич прошел вслед за ним.
Сергей остановился у кроватки вглядываясь.
— Не находите Никита Васильевич, что в моей дочурке ничего нет Пашиного?
— А ты радуешься?
— Во всяком случае, не печалюсь, вылитая моя мать.
Никита Васильевич пытливо следил за каждым его движением.
— Так — произнес он наконец — Ну и что?
— Просто уточняю’ — выкрикнул Сергей, не справившись с раздражением.
— Матери твоей я не видел, — сказал Никита Васильевич, — ну а то, что в моей внучке много от Ангелиных, — это уже доподлинный факт.
Размолвка грозила разрастись, если бы Ефимия Федоровна не остановила спорящих. Она увела Никиту Васильевича, потом побежала на кухню, внесла самовар и пригласила Сергея попить чайку. Он отказался. Видите ли, ему некогда, забежал мимоходом, едет в Марьяновский колхоз по неотложным делам.
Казалось, разговор был исчерпан. Все окончилось благополучно. Еще мгновение, и Сергей уйдет. Он же направился к выходу, но у двери обернулся и раздельно произнес.
— Передайте Паше, чтобы дочку накормила да и сидела бы дома, как все матери.
Пауза была долгой, наконец Никита Васильевич спросил.
— Это что же, приказание секретаря райкома комсомола?
— Да, секретаря и мужа Ангелиной! — резко бросил Сергей.
— Слыхала, Федоровна, наказ Сергея, а? — глухо спросил Никита Васильевич, как только тот исчез за дверью.
Она положила ладонь на тяжелою его руку, как бы призывая к спокойствию. Все это пустое, несерьезное, мальчишеское. Наверно, под настроение вырвалось.
Долго Никита Васильевич не мог успокоиться. Лежал без сна, все думал.
За окном ревел ветер, снежные хлопья били в стекла. Время шло, Паша не возвращалась с работы. А он, Никита Васильевич, лежал с открытыми глазами и будто всматривался в недоброе лицо Сергея, а в ушах все еще звенел грубый голос его: «Передайте Паше».
Было три часа, Паша все еще не приходила, и не было сомнений: она придет к утру — верно, спешная работа. Позавидуешь такой выносливости. А Сергей? Он переоценил себя, зазнался и стал просто грубияном. И за что Паша только так его любит? Вот о чем размышлял Никита Васильевич. И еще он думал о том, что Сергей ошибается; не привязать ему трактористку Пашу к кухне.