Выбрать главу

…Когда Паша вошла в правление, Дмитрий Лазаревич строго на нее покосился.

— Вы меня звали? — спросила Паша.

— Да-а-а, — протянул Дмитрий Коссе. — Странно, очень странно… — он торопливо перебирал на столе какие-то бумаги. — Ты садись, разговор у нас серьезный… Вообще говоря, ты почему-то редко к нам заглядываешь.

Паша пожала плечами и заметила, что, насколько она помнит, они вчера виделись и даже основательно поспорили.

— Вчера? — переспросил Коссе. — Ну, да ведь сегодня появилась новая потребность…

— Опять поспорить?

Дмитрий Коссе не ответил на шутку, подсел к столу и задумался. Разговор зашел о будущем колхоза, о перспективах роста различных отраслей хозяйства. Вспомнил, какой допотопной техникой обрабатывалась в прошлом донецкая земля, каким каторжным трудом добывался хлеб, а затем стал говорить о том, что несет с собой новая агрономическая культура и из каких главных элементов она, по его мнению, складывается.

— Вы считаете, что мы недостаточно умело пользуемся новой агрономической наукой? — в упор и быстро спросила Паша.

Дмитрий Коссе выдержал длительную паузу. Потом протянул бригадиру свою «особую» папку с бумагами, диаграммами, снимками. Паша долго рассматривала эти материалы и поняла, что речь идет о том, чтобы создать на больших степных просторах лесозащитные полосы и таким образом защитить посевы от суховеев.

План был очень интересный, и Паша взволнованно поддержала эту идею.

— Неужели есть люди, которые не верят в осуществление этого плана?

— Конечно, есть. Но если бы я в него не верил, то зачем же я коптел над этим, — сказал Дмитрий Лазаревич. — Большое это дело — лесонасаждения. Для нашего степного района, где почти нет деревьев, оно приобретает, по-моему, особенное значение.

— Прекрасно, — живо откликнулась Паша. — А что же получится от этой идеи, если другие ее не поддержат?

— Не поддержат? Старожилы на моей стороне. А твой батя просто заболел новым планом. Мы несколько ночей вместе просидели над ним.

— Выходит, что отец все это время коротал с вами.

— А что?

— Он дома оправдывался, что играл в домино.

— Между прочим, в перерывах стучали и костяшками.

Вдвоем они вышли на улицу. Шли медленно, продолжая начатый большой разговор.

Уже светало. Все вокруг — и дома, и сады, и зеленеющие равнины — окрашивалось в светлые тона.

— Я знаю, вначале дело пойдет туговато, на пути встанут немалые трудности. Но подумай, Паша, как будет здесь все выглядеть, когда мы полностью осуществим свои планы! Степь, голая степь будет закрыта для суховеев.

Дмитрий Лазаревич повел ее вверх по улице, чтобы при восходе солнца получше рассмотреть степные равнины.

— Вон оттуда, — сказал он с вдохновением, указав вперед рукой, — пойдут полезащитные полосы. Они будут ограждать наши земли от суховеев. Сорок пять с лишним гектаров леса. Мы посадим и березу, и грушу, и сливу, и ясень. Одним словом, переделаем природу по-мичурински.

Еще долго-долго смотрел Дмитрий Лазаревич в степную даль, любуясь первыми лучами восходящего солнца и картиной будущего, которая поднялась перед его глазами.

Паша попрощалась с председателем колхоза и заторопилась по утоптанной дорожке уйти в степь, где уже рокотали тракторные моторы.

Третий день кряду девушки вели пахоту под посев кукурузы.

Сегодня первый день, когда Паша не выехала в поле. Бригадирские обязанности она передала сестре Наде, а сама уезжает учиться в Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева.

В этот день двери дома не закрывались с самого раннего утра: приходили прощаться и пожелать счастливого пути молодые и старые колхозники. Школьники принесли подарок с трогательной надписью: «Любимой тете Паше от колхозных ребят».

Когда наступили сумерки, Никита Васильевич зажег все огни, даже лампочку у парадного подъезда, которую обычно включают только по большим праздникам.

— Итак, дорогие гости, прошу к столу! — весело закричал Сергей. Он был в лучшем своем костюме, с белым воротничком и голубом в крапинку галстуке.

Николай повернулся к нему и прищурил глаза.

— Ты что-то в ударе сегодня, Сережа. Чем же ты, дорогой тамада, угощать будешь?

— Федоровна наготовила всего столько, что хватит на полк солдат, — рассмеялся Сергей. — А для нас с тобой есть особая.

— Разве ты пьешь? — удивился Николай.

— Первоклассно хлестаю, Николай.

Пашу всю передернуло от этих слов, но она промолчала. Не хотелось омрачать праздник.

С места поднялся Иван Михайлович Куров и предложил тост за успехи Паши в учебе.

Никита Васильевич пригласил всех гостей поднять бокалы за родную партию, за счастье жить в Советской стране.

— За нашего друга Пашу! — крикнул Дмитрий Коссе.

— За всю семью Ангелиных! — подхватил Григорий Харитонович Кирьязиев.

Куров дал слово Дмитрию Лазаревичу.

— За вами стихи, Дмитрий Лазаревич! — тут же крикнул Николай.

Послышались дружеские хлопки.

— Маяковского… Маяковского!..

Дмитрий Лазаревич поднялся. Вскинув голову, он вдохновенно стал читать:

Партия и Ленин — близнецы братья — кто более матери-истории ценен? Мы говорим Ленин, подразумеваем — партия, мы говорим партия, подразумеваем — Ленин…

Было без десяти девять. К дому подкатила машина.

Кто-то постучал в дверь.

— Думаю, это наш Лексей, — заторопился хозяин дома. — Видимо, запоздал немного старик.

Паша выбежала навстречу. Никита Васильевич не ошибся.

— Милости просим, дедушка.

Паша уступила ему свое место.

— Э-хе-хе… Старика-то забыла! — сказал он сердито.

— Налить штрафную — крикнул Сергей.

— Желаю тебе удачи на ученом поприще, Пашенька! — сказал дедушка Алексей.

Паша покраснела.

— Куда мне до учености, поучусь немного и домой вернусь.

Но старик рассудил иначе.

— Не верю, Пашенька. Меня, старика, не обманешь. Останешься в Москве, в Старо-Бешево и на аркане тебя не притащишь. Как же, выросла, ученой стала! Но знай, Паша, ученые нам и в колхозе нужны. Хорошо, что в самую академию едешь… Жаль, не мои лета, а то и я бы подался в ту самую академию. Без науки, детки, нельзя нынче даже старикам…

Паша взглянула на часы. Пора было ехать. Провожающие вышли к машине, а она отправилась в детскую. Светлана крепко спала, подложив под голову ручки. Прежде чем поцеловать дочь, Паша поправила одеяло. Потом на цыпочках, закрыв за собою дверь, вышла на улицу.

Вечер был тихий и ясный. «Газик» мчался по широкой гудронной дороге в сторону Иловайска. Паша смотрела в окно и махала платочком, прощаясь с земляками, сидевшими на завалинках перед избами. Неоглядные просторы колхозных полей, выстроенные из камня и бетона животноводческие фермы, клубы и детские ясли, ровные улицы, утопающие в зелени, синева неба, на котором переливались золотые алмазы, — все волновало Пашу. Не раз приезжала она в эти деревни и села, чтобы встречаться с избирателями.

— Трудно расставаться, Паша? — добродушный голос Сергея заставил ее обернуться.

— Да, все такое родное, близкое.

— Понятное чувство… — и, запнувшись, умолк.

— А есть ли у тебя понятие о глубоких чувствах! — покачала она головой.