— Когда прикажете?
— Хоть сию минуту.
— Пишите наряд. Я к выезду готов.
В диспетчерской Дмитриев вызывал по рации:
— «Урожай»! «Урожай»! Катюша, милая, передай товарищу Цимиданову. Один «ДТ» отправляем в колхоз имени Кирова. «Кто едет? Павел Тохтамышев. Не беспокойся. Этот сделает все, что нужно… А? Золотой тракторист. Приключения? Ты что, свихнулась, Катюша? Какие еще тебе приключения? Посев кончили сегодня, а пахоту зяби — через день.
Паша вошла в диспетчерскую. Разговор продолжался.
— Ваше сообщение передам товарищу Цимиданову.
— Спасибо, Катюша. Что еще?.. Переправить туда же еще один «ДТ»? — Антон обернулся к Паше. — Можно будет?
— Конечно.
— Катюша! Катюша!.. Где ты потерялась?
Прошла минута, и, наконец, зазвучал голос:
— Я — «Урожай»… «Урожай» на приеме… Слушает «Урожай».
— Завтра на рассвете отправляем второй «ДТ». Кого пошлем?
В разговор включилась Паша.
— Здравствуй, Катюша! Позови-ка Константина Федоровича.
— Только что выехал в колхоз имени Розы Люксембург. Никого нет. Я одна.
— На «ДТ» поедет Ефим Борлов.
— Хорошо, доложу.
— Семь часов, — сказал Дмитриев, — поскачу-ка я к Борлову.
— Не забудь по дороге завернуть к Тохтамышеву, — попросила Паша.
— Хорошо.
Они прошли в столовую.
Эта комната была особенно уютной. Стулья в белых чехлах. Диваны Цветы.
Антон тут же поинтересовался у Марии Ивановны, заведующей столовой, чем сегодня угощают. Мария Ивановна, или тетя Маша, как ласково звали ее трактористы, сообщила, что сегодня «меню на выбор». Женщина лет пятидесяти, крепкая и добродушная, она была самым уважаемым человеком в бригаде.
— А если, например, заказать бифштекс?
— Что ж, желание это законное.
Они помыли руки, сели к столу.
— Уважаемая тетя Маша, — шутливо продолжал Антон, — а если, скажем, заказать шашлык по-карски?
— По-карски нету. А по-кавказски можно.
— И пирожки с мясом есть?
Мария Ивановна исчезла из комнаты и минут через десять внесла на шипящей сковороде отличнейший бифштекс, подала пирожки и по стакану сметаны.
— Вкусно готовите, тетя Маша, — похвалил ее Дмитриев, — ни в одном ресторане, даже в Москве, не подают так красиво к столу.
Мария Ивановна сдержанно улыбнулась. Она была довольна тем, что хвалят ее кухню.
Паша поинтересовалась, ужинали ли ребята.
— Поели. Правда, с трудом, но все же всех твоих трактористов приучила к порядку, как ты наказывала. Ужинают вовремя.
Дмитриев неожиданно поднялся и побежал в гараж… Не прошло и пяти минут, как оттуда послышался гул заведенного мотоцикла.
Паша тоже заторопилась в поле, во вторую полеводческую бригаду.
Трактор, которым управлял Павел Тохтамышев, плавно двигался все дальше и дальше, туда, где земля сливалась с краснеющим горизонтом.
Тихий вечер спускался на донецкую степь. В небе ни облачка, ни малейшего дуновения ветра.
Скрылось солнце, стало совсем смеркаться, но веселая звезда приветливо замигала из темнеющей синевы, будто сама вела за собой трактор по ровной глубокой борозде.
На душе у Паши было как-то особенно легко и хорошо. Приятно было сознавать, что люди колхозных полей с таким душевным радушием воспринимают решения Пленума ЦК, что и она в одних рядах со всеми будет участвовать в великой битве за подъем сельского хозяйства.
БОГАТЫРСКАЯ ПОСТУПЬ МИЛЛИОНОВ
Давно уже не было так весело в доме Ангелиных, как в день тридцать первого декабря 1958 года. Встречать Новый год собралась вся большая семья — двадцать восемь человек — Пашины братья с женами, сестры с мужьями, их дети. Не было лишь Светланы: она училась в Московском университете и не могла приехать в Старо-Бешево.
С самого раннего утра Ефимия Федоровна возилась на кухне, огонь из печи таинственно озарял ее лицо.
Было уже пять часов, но Паша с работы еще не возвращалась. А ведь надо было еще поджарить поросенка, испечь пирожки, накрыть стол. Наконец в шесть часов пришла Паша и принялась помогать матери по хозяйству.
Как только легли сумерки, Никита Васильевич пошел включить свет у парадного подъезда. Валерик бросился зажигать елку.
Все суетились, шутили.
— Наденька… Надюша! — Ефимия Федоровна окликнула свою дочь, приехавшую из Луганска с мужем и детьми. — Ну-ка отведай, — и, улыбаясь, положила перед ней пухлый пирожок. — Прелесть. Пальчики оближешь…
Близилось к двенадцати. Из Москвы передавали новогодний концерт. В соседней комнате, где танцевала молодежь — внуки и внучки Никиты Васильевича, слышались возгласы, смех.
Пашины родители были счастливы. Какая дружная семья!
На Паше было синее платье: под Новый год нельзя надевать черного — это приносит несчастье. Суеверие? Конечно. Но это ведь просьба матери. Зачем же ее волновать?
Никита Васильевич время от времени подгонял ребят, предупреждал, чтобы не опоздать проводить старый год. Он стоял у стола и откупоривал бутылку. На нем сегодня парадный синий костюм, белая рубашка с новым галстуком.
Старший сын Василий Никитич в раздумье стоял у окна и ни в какие разговоры не вмешивался.
— Ты чего грустный? — спросил отец, ставя бутылку шампанского на стол.
— Я? Просто думаю.
— О чем, если не секрет?
— Всякое лезет в голову… Стареем, батя. Время летит быстро, не угнаться. Вот уже Светлана на четвертом курсе университета, Валерик — студент, маленькая Сталинка кончает школу, наконец я стал дедушкой и в отставку ушел…
— И это все твои думки, полковник в отставке. — Старик покачал головой. — Верно, годами стареем. Но, знаешь, для народных дел старость не помеха. Знай, сынок, что и убеленный сединами человек тоже может хорошо работать на пользу обществу.
— Да, да, конечно.
— Я чуточку годами старше тебя, а представь, в старики еще не записываюсь. Или возьми вон Степана Иваныча. Попробуй сказать ему «старик». Так огреет, что век не забудешь. За седьмой десяток перевалило, а сам явился к Коссе и потребовал работы. Сперва предложили ему ухаживать за одной лошадкой. А ныне он командует всем лошадиным составом. Вот как!..
— А в отставку не собирается, — вмешалась Ефимия Федоровна, — потому, как говорит Иваныч, уход за поголовьем есть сугубо государственное дело.
Сели за стол. Николай, Василий, Константин, Виталий и Иван с женами и детьми, Надя и Леля с мужьями. Паша — между Валериком и Сталинкой.
— Дорогие дети… — Никита Васильевич встал, постучал ножом по бокалу и торжественно произнес: — Выпьем за нашу славную Коммунистическую партию.
Все встали, поцеловались по кругу, чокнулись, снова сели.
— Я предлагаю выпить, — взволнованно поднялась Паша, — за здоровье всех советских трактористов, мы в этом теперь особенно нуждаемся.
Василий Никитич поднялся, чтобы обнять и поздравить Пашу и пожелать ей счастья и здоровья.
— За молодость, Паша!
Никита Васильевич налил себе и Ефимии Федоровне.
— Готовы повторить за тобой этот тост… За молодость, Василий Никитич! — взволнованно сказал он.
До рассвета звучали в доме смех, песни и музыка.
В эти мартовские дни на первую сессию Верховного Совета СССР пятого созыва съехались со всех концов страны народные избранники. Среди них немало людей сельскохозяйственного труда: полеводы, доярки, свинарки, трактористки, комбайнеры, агрономы, председатели колхозов, директора совхозов. Депутаты привезли с собой из сел и деревень, из колхозов и совхозов много ценных предложений. В них — сокровенные думы, чаяния, воля народа неустанно поднимать колхозный строй, сельское хозяйство.
Здесь, на сессии в Кремле, Паша встретила многих друзей — людей разных профессий и разного возраста. Все это люди смелых дерзаний, упорства, большой инициативы.