— Ну да, хороша, — сказала ей вслед бабуля, — все ребра пересчитать можно, никакого рентгена не нужно.
— Не завидуй, — небрежно сказала пани Орыся, чуть останавливаясь на пороге.
Она вставила в уши капельки наушников от айпода, врубила 'du hast' Рамштайна и ломанулась очаровывать деревню.
Выбежав во двор, она небрежно скинула Злыдня с насеста, устроенного им на носу Эскалейда. Элитный малаец вообразил что он 'Орель' птица гордая, и принимал различные завлекательные позы перед собственным гаремом из двух куриц на носу не менее элитной машинки, за что и поплатился. Бойцовский петух не ожидав такого хамства растерялся и не смог адекватно ответить сразу, обидчица успела смыться, даже не понимая чего успела избежать ее пятая точка. Злыдень был не злой по натуре, просто память у него была хорошая и пани Орысю ждало веселое возвращение.
Все-таки время пани Орыся для пробежки выбрала самое удачное. Народ после завтрака потянулся на поля-огороды, кто-то чапал на работу после вчерашнего возлияния, ну, а местные кумушки как раз собрались возле колодца, совершая утренний моцион из вытягивания ведер из вышеозначенной конструкции и обсуждения новейших сплетен. Вот на них-то пани Орыся самое большое впечатление и произвела. Представьте, пробегает мимо вас нечто розовое, гремящее костями и сверкающее мослами, дурным голосом подвывающее:
'Du
du hast
du hast mich
du hast mich gefragt
du hast mich gefragt, und ich hab nichts gesagt '
И в такт экспрессивно мотающее головой. Митрич, местный алконавт, любящий поутру отдыхать возле колодца мгновенно протрезвел и начал креститься. Бабка Авдотья, самая большая сплетница и головная боль всего села, облилась водой из вытянутого из колодца ведра и уронила его себе на ногу. Остальные тетки просто застыли соляными столбами, и так и не отмерли, пока это завывающее чудо не скрылось за поворотом.
После того, как пани Орыся добежала до противоположного края села и даже выбежала на выпас, врезавшись в местное стадо коров, она решила, что с нее хватит деревенской экзотики и решила вернуться. Так как село она знала плохо, то возвращалась той же дорогой.
Итак, акт второй, те же и пани Орыся минут через 15. Бедный Митрич все еще крестясь и матерясь, полз в темпе улитки через дорогу. На большее сил, после увиденного, у него не хватило. Бабка Авдотья, икая, выжимала юбку, демонстрируя окружающим варикозные ляжки, и местные тетки, куда уж без них, слегка отмершие, но еще не решавшиеся обсуждать то, что увидели. И вот опять, на них несется розовое чудо, что-то голосящее из репертуара Рамштайна. Психологическую атаку первой не выдержала Авдотья, она позорно ломанулась в терновые кусты, которые в изобилии росли у дороги. Вторым отключился Митрич, приняв позу зародыша и прикрыв голову руками, ну а тетки возле колодца просто осели на землю, так как ноги их уже просто не держали.
Пани Орыся совершенно не замечая того впечатления, которое произвела на неокрепшую психику сельчан, дальше бежала в сторону бабулиной избы, где ее поджидал Злыдень. Петух решил, что месть — это блюдо, которое подают холодным, и он готов подождать еще с пол часика, когда ненормальная ведьма вернется.
Итак, акт третий, ведьма и петух. Злыдень решил, что лучше всего будет напасть неожиданно и затаился под элитным собратом. Ничего не подозревающая пани Орыся все еще подвывая, влетела во двор, и даже не думая тормозить, ломанулась через двор в сторону хаты, тут то с тылу Злыдень на нее и напал. Метил он, как всегда, в мягкое место, а так как опыт у него был большой, то птиц не промахнулся. От неожиданности и боли в пятой точке пани Орыся, споткнулась и растянулась во-весть рост, чем не преминул воспользоваться гордый петух. Он как победитель, стал прохаживаться по бедной тушке ведьмы и, периодически поклевывая ее в зад, если она пыталась пошевелиться. За этой животрепещущей картиной их и застала бабуля. Злыдня удалось сманить со столь полюбившейся ему мягкой точки ведьмы только посулами сытного обеда.
Пани Орыся вползала в хату чуть ли не на четвереньках. Отходила она после баталии с петухом часа два, а сидеть не смогла до вечера, только лежать на животе и стенать по поводу проклятой деревни. Даже бабулина мазь ей еле помогла, так сильно сумел на ней оторваться Злыдень. Ну вот, опять мы не позанимались.
Вечером к бабуле пришла целая делегация сельчан с просьбой 'шоб энта в розовом не бегла по селу', а то у коров, до которых Орыся добежала, пропало молоко. А Авдотья мало того, что заикается, так еще и исполосована терновником вдоль и поперек. Единственным положительным моментом ведьминой эскапады было полное протрезвление Митрича и обещание 'ни-ни, ни в жизть больше не пить'.
Слушавшая это все под дверями, виновница переполоха прониклась и зареклась устраивать селу такие встряски. Не, бегать она не прекратила, все же нужно растрясывать жирок, который стал на ней понемногу нарастать после бабулиных вкусностей. Только вот бегала она теперь через лесок, а на поляне у озера утраивала разминку в стиле у-шу, чему были несказанно рады местные пацаны.
Тем же вечером, когда расстроенная Орыся ушла спать, мы с бабулей сидели и чаевничали. Окончание вечера выдалось на редкость тихим и умиротворенным после тревог и волнений минувшего дня, а свежезаваренный чай с чебрецом навевал покой и негу. Но все же что-то упорно не давало расслабиться. В конце концов, я не выдержала и спросила:
— Бабуль, а пани Орыся всегда такой была?
— Какой?
— Ну, взрывной.
— Ну да, она же огневица, а они все такие шебутные. Тем более что ей в школе приходиться сдерживаться. Родители, да и детки не поймут, вот она где может, там и отрывается, свой огненный темперамент проявляет.
— Бабуль, а сколько ей лет?
— А чего спрашиваешь?
— Любопытно же.
— Толком даже и не знаю. Молчит как партизанка. Я когда с ней познакомилась, а было это лет 30 назад, Орыся чуть моложе чем сейчас выглядела.
— Не поняла, а что ни у кого не вызывало вопросов что школой руководит один и тот же человек и не меняется? — удивленно спросила я.
— Видишь ли, Прасковья, тут не все так просто. Школу основала после первой мировой еще матушка Орыси, Ядвига Ковальская, на то время одна из сильнейших огненных ведьм. Сперва, под прикрытием пансиона благородных девиц, действовало пять факультетов для юных ведьм: по четырем стихиям — огонь, земля, воздух и вода, ну и факультет ведовства и травоведения. Но после того как в первый же год молодые огневицы спалили школу, а водницы при тушении ее утопили, решили эти два факультета из Кракова убрать. Очень уж заметны там такие разрушения, а после советом магов было решено основать отдельно четыре стихийные школы в малонаселенных местах, максимально соответствующих этим стихиям. Там уже начали учиться не только молодые ведьмы, но и юные маги. А вот факультет травоведения и ведовства решили оставить в Кракове под присмотром пани Ядвиги. После того, как школа стала работать стабильно и без сбоев, выпуская достаточно квалифицированных молодых ведьм лекарской направленности, пани Ядвига передала свое детище дочери, то есть Орысе, которая бессменно управляет ею уже лет 70 приблизительно. Единственно во время войны работа школы прекратилась, а молодых ведьм из Польшы вывезли, кого куда. А после войны Орыся возобновила работу школы на том же месте, но уже под прикрытием спецшколы для одаренных детей. Естественно, сделала она это уже под новым именем. Чего ей это стоило в советской Польше одному богу известно, но знаю, что ее никто не трогал аж до момента развала союза. Ну а там уж Орыся развернулась во всю ширину своей души. Естественно без личины не обошлось, но где-то в начале 90-х она открыла именно пансионат благородных девиц в том виде, в котором он есть и сейчас.
— А как Вы познакомились? — спросила я.
— Дочь я ее лечила, Агнешку. Они как-то приехали к двоюродной тетке Орыси в гости, та как раз жила в нашем районе, а ребенок возьми и заболей, причем ни таблетки, ни заговоры самой Орыси не помогали. Врачи нормально разобраться, что с ней не могли. Оказалось, в том городке вампир завелся энергетический, а молоденькие беззащитные ведьмочки для них деликатес страшный, вот он с нее силы и тянул, ребенок чах на глазах, а мать разобраться не могла в чем дело. Но ничего, добрые люди их ко мне привезли. Ох, и намучалась я тогда, пока привязку вампира сняла, потом девочку неделю по монастырям возили и в срочном порядке крестили. Ох, и наслушалась тогда Орыся от меня добрых и ласковых слов, на всю жизнь запомнила. А вампира того отловили маги, которых Орыся срочно вызвала из столицы, что с ним было, не знаю, но скорее всего жизни он лишился.