Под чутким руководством местного тамады-водяного присутствующие по старому русскому обычаю вздрогнули и накатили три раза, только после этого позволили себе закусить вампирьими разносолами, и за столом полилась неспешная беседа.
— А где ваши мавки с кикиморой? — удивился чуть осоловевший Ник.
— Чичас будуть. Бабы, шо з них узять, тху! Прихорашиваются, когда я уходив они ще венки доплетали, на суженого погадать решили, бисови диты! Якой йим сужений! Каждой дурище уже не меньше трехсот годков стукнуло, а усе туда же, почковаться! Ууу, бабы.
И, правда, после экспрессивной речи лесовичка народу на полянке прибавилось. Из-за деревьев появились зеленоватые хрупкие девы в веночках и в рубахах, сплетенных их трав. Следом за ними ковыляла старая кикимора. Бабулька была презанятная, личико в бородавках, старые ножки колесом, пузик еле прикрыт травяной юбочкой и кофточкой, на ногах старые армейские сапоги сорок пятого размера. А на груди бусики из птичьих косточек. Как только она на манер южноафриканских племен себе чего-то в нос не вдела, непонятно.
— О, Кира, пожаловала, — ухмыльнулся водяной.
— И шо это вы без меня пьете? — ухмыльнулась кикимора щербатым ртом
— А вот неча было лишний час себя у болоте разглядывать, усе равно лучше не станешь, жаба ты старая!
— Молчи пенек трухлявый, шо б ты понимал у девичьей красоте, — сказала она, кокетливо поправляя, сползший на нос венок и не поморщившись, выпила штрафную.
— У злыдня, — восторженно сказал леший. — Куда только в тебя столько влазить?
— Не завидуй! Неча! Проиграв мне спор, так молчи ужо.
— А что за спор? — тихо спросил Рем у водяного.
— Да поспорил как-то леший с кикиморой кто кого перепьет. Спорили на бутылку первача. Мда. — водяной мечтательно прикрыл глаза.
— И что? — спросил Рем нетерпеливо.
— А? Ага, продул, перепила его наша кикимора, а теперь при кажном случае вспоминает ему это.
— Весело тут у вас, я погляжу.
— Ну а ты как думав? Чего скучать? Да и не когда. Хозяйство видишь, какое большое, за всем глаз да глаз нужон. Чуть что и не уследив.
— Это да, — сказал задумчивый Рем.
Дальше вечер пошел как по маслу. Нечисть пила, закусывала. Были распробованы привезенные братиками вина и фрукты. Но после местной самогонки они шли навроде компотика. Потом это дело было заполировано коньяком и остатками самогона. В общем, намешано в желудках местной братии было основательно. Состояние у народа было то, когда душа начинает требовать праздника. И понеслось. Мавки и русалки на нетрезвых ногах стали водить хороводы, выписывая какие-то невероятные кренделя, и хватаясь, поминутно друг за друга в попытках не упасть. В итоге такого хороводовождения уже через минуту все пьяные красавицы валялись на полянке, хохоча и ругаясь. Ладно, хоровод не удался, и они пошли запускать венки. Просто опустить венок в воду было уже не интересно, и какой-то особо мудрой русалке пришла в голову гениальная мысль, что кто забросит венок в воду дальше, тот в этом году суженного и найдет. Что тут началось! Мавки с русалками выстроились возле линии воды, поснимали с голов венки и под зычный рык водяного 'Пли' покидали их в воду. А так как с координацией у них было не все слава богу, то часть венков так и осталась на берегу. Разошедшиеся девицы, жаждущие непременно выйти замуж, похватали свои венки, и давай наперегонки пулять ими с берега. Тут уже не важна была дальность, важно было просто добросить. Когда венки кончились, а дрожащими руками новые сплести не удавалось, в ход пошла просто трава. Видя такое дело, водяной и леший схватились за головы. У первого явно засорение озера, а у второго уменьшение популяции растущих трав. Еле буйных девиц успокоили. Подвыпившие вампиры тихо сидели в сторонке и офигевали от разгула местной нечисти.
— А ты подарок Маланье вручил? — спросил Рем.
— Не, а когда бы я успел? — Ник печально посмотрел в сторону разошедшейся русалки, метавшей венок в первых рядах, и кажется, даже забросившей его дальше всех.
— Нужно ее отловить и вручить, а то непорядок.
— Да как я к ней сквозь всю эту кутерьму подойду? — спросил расстроенный Ник.
— Ладно, брат, сейчас приведу. — Рем вскочил на ноги, метнулся к опешившей русалке, подхватил ее на руки и отбуксировал к брату. — Вот она, дари.
— На, — сказал смущенный Ник, протягивая подарок девушке.
— Ой, шо это? — всплеснула она ладошками.
— Бусики, красненькие, как и обещал, — сказал все еще смущенный Ник и открыл коробочку.
— Кака красота! — восхищено вздохнула русалка. — Я теперича первой красавицей буду! Да шоб я себе с такой красотой и жониха не нашла? Не бывать тому! Точно у энтом годе замуж выйду!
Братики аж вздрогнули от ее заявления, перекрестились и сплюнули через левое плече. Русалка нацепила бусики, браслет, а с сережками не получилось. Дырочек то у нее в ушах не было. Но красавица не расстроилась, пообещав братцам, что непременно что-то придумает.
А веселье шло своим чередом. Кто-то вспомнил, что недалеко от села люди празднуют Купала, а нечисти полагается их немного попугать, ну чисто для спортивного интересу и шоб не расслаблялись. И вот вся эта пьяная толпа на заплетающихся ногах выдвинулась в сторону села. Часть потерялась по дороге. Но самые стойкие дошли. И вот тут встал вопрос, а как собственно пугать-то? Народ на полянке возле леса празднует, не ломиться же к ним подвывая и пытаясь изобразить ужас, летящий на крыльях ночи? Засмеют и будут правы. Решили пугать только тех, кто сунется в лес. А чем пугать то на Купала? Ясное дело, подвываниями в стиле баньши. Но так народ после такого быстренько ретируется и накроется все развлечение. Тут Рем вспомнил, что на Купала самые отчаянные цветок папоротника ищут. Вот тут можно развернутся во всю ширь нечистой души и оторваться на славу.
— А шо папоротник цветет? — недоуменно спросила Маланья.
— Та нет, но им же это знать не обязательно, — пьяно ухмыльнулся Ник.
— А как мы его изображать будем? — на чистом лбу русалки от натуги что-то придумать появились легкие морщинки.
— Как-как, фонариком посветим. Он же вроде как светится, когда цветет, — сказал более продвинутый Рем.
— Ааа, ясно, а фонарик есть?
— Обижаешь, канешна, — Ник достал из широких штанин джинсов маленький фонарик. — Осталось подождать парочку смертничков.
Смертничками оказались Никитична с дедом Иваном, которые поспорили с бабокой Авдотьей, что им не слабо будет найти в лесу вожделенный цветочек.
Сладкая парочка двигалась в сторону леса, шаркая ногами, и о чем-то споря друг с другом.
— Иван.
— Га.
— Ты отой цветок хоч раз видел?
— Не, ик, не видел.
— А може шось слышал?
— Шо? — спросил недоуменно дед.
— Ну как он выглядит?
— Та не, не знаю, сорвем у лесе первый, попавшийся и скажем, шо он был на папоротнике. Все равно же нечего не видно.
— Это да, а ты фонарика не взяв?
— Не, та и на шо он нужон, ночь то ясна кака, не заблудимси.
— А я слыхала, шо он светится, когда цвететь, и если ты его цветучим сорвешь, то можешь любое желание загадать, сбудется.
— А шо ты загадаешь, если найдешь?
— Та вот не знаю, толи замуж выйти, толи помолодеть? — и старушка тоскливо вздохнула. — А ты?
— Утонуть в море водки, — заржал дед Иван.
— Тху на тебя, дурень старый, рази ж такое желають?
Парочка зашла в лес и стала озираться вокруг, ища заветный цветочек. Такого не наблюдалось.
— И куда теперь? — вздохнула Никитична.
— Туда, — махнул рукой в сторону озера дед Иван. — Какая разница куда?
Замершие рядом вампиры и русалка пакостно улыбнулись и на цыпочках побежали вперед. Забежав метров на двести, присели под ближайшим кустом и включили фонарик на среднюю мощность, а русалка еще и обхватила его руками, пытаясь изобразить небольшой огонек, а не бьющий в сторону луч. Получилось. Где-то позади раздалось радостное сопение и мат деда Ивана, которому пришлось тащить за собой Никитичну.