В. Э. Орел*
Праславянские и восточнославянские этимологии
Памяти моего учителя Леонида Гиндина
Слав. *mirъ
Общеславянское слово *mirъ, пережившее достаточно типичную для этого круга понятий семантическую эволюцию от значений типа ‘дружба, согласие, спокойствие’ к социально и концептуально насыщенным понятиям ‘мир, свет’ и ‘община, общество’, ‘народ, люди’ (последние — исключительно в восточнославянском, см. СРНГ 18, 170; Гринченко II, 426)[1], едва ли может вызвать какие-либо сомнения в том, что касается его принадлежности к и.‑е. *mēi‑ ‘связывать’ (Pokorny I, 711—712)[2]. Однако наличие — пусть даже верной — корневой этимологии еще не влечет за собой ясности в деталях и не характеризует слово *mirъ с точки зрения его деривационной истории и, в особенности, его положения в кругу близких индоевропейских форм. В этом смысле существенно то обстоятельство, что у слав. *mirъ отсутствуют или, по крайней мере, не фигурируют в явном виде точные цельнолексемные соответствия в других индоевропейских языках, прежде всего, в балтийском, поскольку ст.-лит. mieras ‘мир, покой’ (в Катехизисе 1547 г.) и лтш. miêrs то же все-таки должны рассматриваться как старьте славянские заимствования[3].
Выводя за рамки этимологии как таковой указанные балтийские формы, мы сразу же резко сокращаем весь объем сопоставления. При этом основным и ближайшим соответствием слав. *mirъ оказывается славянская же форма *milъ ‘милый, любимый’ (ЭССЯ 19, 56), которая как раз в отличие от *mirъ имеет совершенно очевидные балтийские связи — лит. mi̇́elas ‘милый’, лтш. mĩlš то же, др.-прус. mijls то же. Однако, обнаруживая несомненное родство с *mirъ и близость к нему в семантическом плане (притом, в самом архаичном значении *mirъ), форма *milъ, будучи вполне несомненным отглагольным прилагательным на *‑lo‑, по-прежнему оставляет интересующее нас слово в полной словообразовательной изоляции[4].
Корневой характер имеет и родство *mirъ с др.-швд. mitrá‑ ‘друг; договор’[5], авест. miϑra ‘дружба; договор; божество договора’. Однако высказывалось и предположение о другом характере связи между славянским и иранским словами: некоторые исследователи допускали здесь заимствование из иранского в славянский через стадии постепенного упрощения на иранской почве консонантной группы ‑ϑr‑ > ‑hr‑ > ‑r‑[6]. Развитие этого типа характерно для северо-западной группы иранских языков, в отличие от юго-западного иранского, где ‑ϑr‑ дало бы ‑s‑, и от восточноиранского, где ‑ϑr‑ либо сохранялось, либо подвергалось метатезе (а на значительно более поздней стадии упрощалось в ‑r‑)[7]. Однако, как уже справедливо отмечалось (ЭССЯ 19, 57), славянский усваивал иранизмы как раз из той восточноиранской (а именно, скифо-сарматской) ветви, где сочетание ‑ϑr‑ или ‑tr‑ должно было бы сохраниться[8]. Таким образом, для принятия версии о заимствованном характере слав. *mirъ нет достаточных оснований. Следовательно, слав. *mirъ имеет лишь корневые, но не словообразовательные связи.
В этимологической литературе изредка, в ряду иных корневых соответствий (таких, например, как ирл. móith ‘нежный’), упоминается и алб. mirë ‘хороший’[9]. Нередко, ввиду значения и морфологической характеристики, оно рассматривается как корневая параллель к слав. *milъ (ЭССЯ 19, 47). Между тем, для слав. *mirъ, не имеющего никаких сколько-нибудь серьезных словообразовательных соответствий, албанское прилагательное исключительно важно, поскольку оно, будучи точным аналогом *mirъ в деривационном смысле, отражает редкую по конфигурации славяно-албанскую изоглоссу без участия балтийского и, в то же время, проливает свет на словообразовательную модель, лежащую в основе слав. *mirъ.
В отличие от подавляющего большинства албанских прилагательных, в которых было проведено обобщение одной из праалбанских акцентных моделей, алб. mirë представляет собой архаизм, восходящий в праалбанском к незасвидетельствованному у существительных подвижному типу (типу C): ед. ч. *mirá ~ мн. ч. *mírō[10]). Как было показано в другом месте[11], этот тип подвижности у прилагательных взаимно дополнителен с неподвижным акцентным типом А у праалбанских существительных, который, в свою очередь, регулярно соответствует индоевропейским основам с окситонезой. Таким образом, соответствие алб. mirë < *mirá ~ слав. *mirъ (а. п. c)[12] безукоризненно и в акцентологическом плане.