До времени, когда тори начали дипломатическую подготовку мира, англо-голландские противоречия оставались в известной мере в тени. Английский историк Д. Кумбс писал: «Во время войны отношение британцев к голландцам было показателем их отношения к войне в целом. Развертывание кампании против голландцев было фактором в борьбе тори за заключение мира» <72>. Характерно, что он видел истоки разногласий в различном отношении британских политиков к республиканскому устройству Генеральных Штатов. В 1711–1713 гг. главным объектом критики в Англии стал «первый договор о барьере» 1709 г., поскольку в нем признавалось право Голландии на контроль над фландрскими городами в обмен на гарантии протестантскому наследованию по ганноверской линии. В знаменитом памфлете Свифта упор делался на то, что это противоречило экономическим интересам Великобритании: «Голландцы станут полными хозяевами в Нидерландах, установят там свои пошлины, ограничения и запрещения, разовьют шерстяную мануфактуру, которую будут сбывать в Германии» <73>. Он также считал, что гарантии по вопросу о престолонаследии лишь наносили ущерб безопасности Англии. Во время дебатов в палате общин (февраль 1712 г.) Сент-Джон заявил, что «барьер» был барьером не против Франции, а против Австрийской империи. Большинством в 238 голосов против 104 палата постановила, что договор 1709 г. был «разрушительным и бесчестным для английской нации» <74>. Подписавшего договор виконта Тауншенда палата объявляла «врагом нации». В результате дипломатического давления в январе 1713 г. Голландия была вынуждена согласиться на подписание второго «договора о барьере», заложившего основу для соответствующих статей Раштадского мира. По нему голландский «барьер» был значительно урезан, а Южные Нидерланды перешли австрийскому императору.
Португалия присоединилась к Великому Союзу в 1703 г. во многом благодаря активной деятельности британского купца и дипломата Джона Метуэна. Борьба за присоединение Португалии была одновременно борьбой за вытеснение французов с португальского и бразильского рынков <75>. Португальский король Педро обязался собрать армию, часть которой содержалась за его счет, а также за счет субсидий союзников, то есть фактически Англии. Однако виги рассчитывали не только на португальских солдат, но и на использование португальской территории как плацдарма для развертывания войны в Испании. На это указывал Метуэн <76>. Было еще одно важное соображение. Как отмечалось в анонимном вигском памфлете, «вовлечение португальского короля дало нам отличный порт и удобство для ведения войны в Испании» <77>. Историк Ст. Конн справедливо заметил, что пока Гибралтар еще не был должным образом укреплен, именно контроль над Лиссабоном позволил сохранить его <78>. Наряду с политическим договором между двумя странами был подписан торговый договор, который, по признанию известного вигского публициста Р.Стила, позволил «Португалии, посылавшей нам золото в обмен на шерстяную мануфактуру, на время войны заменить для нас Испанию» <79>. Метуэн более чем откровенно заявлял в парламенте, что этот договор сведет португальскую шерстяную промышленность на нет благодаря свободному притоку английской мануфактуры <80>.
Когда тори вели борьбу за мир, договоры Метуэна подверглись критике. Свифт утверждал, что они свелись к защите берегов Португалии британским флотом <81>. Речь также шла о том, что король Португалии не выполнил своих обязательств по содержанию войск. Об этом говорилось в представлении палаты общин от 1 марта 1712 г. <82>. Еще виги в годы войны признавали, что Португалия не поставляет на фронт необходимого количества солдат. В 1708 г. в ответ на соответствующее обращение палаты вигское правительство так формулировало свою позицию: «Португальский король ввел в бой значительные силы, но точно определить их численность нельзя, так как подобного рода расследование враг может использовать для разрушения нашего союза» <83>. Действительно, португальское правительство опасалось лишиться войск в самой стране. Посол Матвеев писал летом 1707 г. из Лондона: «О короле Португалии пишут, что он конницей весьма беден, как нам его министр здешний сказывал, и чает он, что французское войско с гишпанским намерены конечно наступать на самые границы Португалии» <84>.
Критика в адрес Австрийской империи была менее острой. Это иногда объясняют тем, что она не была опасна для Англии в качестве торгового конкурента, как это было в случае с Голландией. Главным поводом для критики было то, что австрийцы почти целиком сосредоточились на Италии. По подсчетам Свифта, Империя направила на другие театры военных действий только 20 тысяч человек вместо обещанных 90 тысяч. Он объяснял неудачу англо-голландцев при Тулоне в 1707 г. отсутствием поддержки со стороны Австрии <85>. Напротив, Хар считал последнее следствием ошибок в командовании, а недопоставку войск оправдывал необходимостью воевать с «недовольными» в Венгрии, что, по его мнению, тоже было вкладом в борьбу с Францией <86>. Характерно, что тори практически не критиковали герцога Савойского, в котором видели противовес австрийскому влиянию в Италии.