— Нисколько не нравится, — последовал ответ седовласого шкипера с «Мегги Мэй». — Всю страну они нам перевернули. Больше того, думают хозяйничать над нами. Я им не помощник. И чего им надо в бухте — пескороек, что ли, копают?
Мад улыбнулась:
— Мы это делали с полвека тому назад. Называлось «показывать флаг». Производит впечатление на местное население.
Том покачал головой:
— Может, это подействует на кого-нибудь. Только не на меня. Я прожил слишком долгую жизнь. — Он взглянул на свой неказистый товар, разложенный на прилавке. — Да, милая, привлечь вас и нечем. Поймана в среду и с тех пор пролежала в морозилке. Потеряли задор эти рыбы, будто деятели с Уайтхолла. А вы идете на собрание?
— Какое собрание?
— По городу развешаны объявления. В семь часов собрание в городской ратуше. На вопросы публики отвечает наш депутат парламента и этот янки-полковник, что здесь главный.
— Ага! — сказала Мад и повернулась к внучке. — У меня большое желание туда пойти.
Сердце у Эммы упало. Она точно знала, что произойдет. Все время, пока будут задавать вопросы, Мад шепотом, или не совсем шепотом, будет их комментировать. Ну а депутат парламента от этого округа действовал на нее, как красная тряпка на быка. Во-первых, это была женщина, кроме того, несколько лет тому назад, перед выборами, она заезжала в Треванал в полной уверенности, что Мад поддержит партию щедрым пожертвованием. Она благополучно прошла на выборах, но убедить Мад прийти на избирательный участок ей не удалось.
— Еще два места, — сказал председатель Мао своим спутникам. — Почта и «Приют моряка».
Перед почтой выстроилась очередь, почти такая же, как в супермаркет, но Мад очередей не пугалась. Она говорила, что в них рождается чувство солидарности. Еще она обожала получать пенсию. «Я чувствую себя богатой», — говорила она Эмме, а деньги держала в свинье-копилке, по субботам выдавая оттуда мальчишкам на мелкие расходы.
На почте тоже выявились разные мнения о происшедших за выходные событиях. Некоторые стоявшие в очереди, как и продавец ветчины из супермаркета, считали, что это к лучшему, другие с сомнением качали головами. Районная фельдшерица, свояченица мистера Трембата, соседа Мад, примкнула к сомневающимся. Более того, она была весьма недовольна.
— Они отключили мне телефон, — сказала она Мад, — а миссис Эллис должна была родить, и когда я в субботу ночью пошла через долину навестить ее, меня не пропустили. Сегодня утром извинялись, конечно. Дали пропуск. Хорошо, она еще не родила, ну а если…
— Ребенок мог родиться о двух головах, — сказал Колин, имевший привычку влезать в разговоры взрослых.
— А вы говорили с мужем вашей сестры? — спросила Мад, проигнорировав Колина.
— Да, — кивнула фельдшер и понизила голос: — Они так горюют о бедном Спрае.
— Знаю. Мы тоже.
Получив свое богатство, Мад вышла с почты, и они поехали в «Приют моряка». Этот паб построили около ста лет тому назад для моряков, докеров, добытчиков глины, ну а теперь он превратился в модное заведение для богатых, подъезжавших по вечерам поменяться женами. С тех пор как смягчились правила торговли спиртным, дела хозяина, мистера Либби, пошли в гору; когда они подъехали к пабу, чтобы пополнить свои запасы сидра, Мад заметила, что было бы интересно разузнать мнение мистера Либби, потому что заведение его стоит у самого берега. В пабе уже было полно американских морских пехотинцев, которые, как один, повернулись и уставились на Эмму, так что она не пожалела, что бабушка осталась сидеть в машине. Стоявший за стойкой хозяин, судя по всему, пребывал в хорошем настроении.
— За сидром приехала, милая? — спросил он. — Извини, придется чуть подождать, я очень занят. Пришлите ко мне Джо попозже.
— Нам нужно сейчас, — твердо произнесла Эмма и повернулась на каблуках.
Она с трудом узнала собственный голос. Говорила в точности как Мад. Когда она выходила, один из американцев присвистнул. Через некоторое время появился мистер Либби с ящиком сидра. Мад высунула голову в окно автомобиля.
— Дела идут? — спросила она.
— Это точно, — подмигнул он. — Пока эти парни здесь толкутся, торговля идет бешено, лучше, чем когда-либо с туристами. Хорошо бы они остались тут навсегда.
Он погрузил ящик в багажник и помахал рукой.
— Хм, — сказала Мад, разворачивая машину по направлению к холму. — Полностью на нашей стороне двое: добрый старый Том Бейт и районная фельдшерица.
— На нашей стороне? — спросила Эмма.
— О, ведь это абсолютно очевидно. Скоро все поделятся на «наших» и «ненаших».
5
Здание ратуши было набито народом. Табличка у входа извещала, что на собрание допускаются только домовладельцы, — сия дальновидная мера позволила организаторам исключить присутствие всех, кто мог бы учинить скандал, и, конечно же, людей младших возрастных групп, которые с мрачным видом поворачивали назад. Мгновенно оценив происходящее, Мад оперлась на руку Эммы и двинулась, прихрамывая.
— Мне семьдесят девять, — объяснила она не узнавшему ее контролеру — похоже, одному из прихлебателей депутата парламента из Труро. — Я не могу обойтись без помощи внучки.
Контролер уважительно отступил, пропуская их в зал, и Мад, с каждым шагом хромая все меньше и меньше, двинулась к центральному проходу, где мелькнули знакомые лица мистера и миссис Трембат. Вот Мад уже окликнула фермера.
— Давайте сядем рядом. Мне нужно с вами поговорить, — сказала она.
Джек Трембат, крупный плечистый мужчина, в молодые годы занимался борьбой и выступал за команду Корнуолла против Бретани. Ему еще нет пятидесяти, и он и сейчас еще любого молодого положит на лопатки. Они сели вчетвером в центре зала. Эмма по одну сторону от Мад, фермер — по другую.