Переписка Алданова и Маклакова богата как мыслями, так и сведениями. Размышляли они, к примеру, о том, как соотносятся «права человека и империи» (выражение Алданова). Маклаков всегда сознавал «необходимость обоих принципов, которые составляют государственную антиномию»: «Они противоречивы, но оба необходимы. Мы все достаточно видели, к чему приводит империя, которая пренебрегает правами человека; таков был наш старый режим, теперь фашизмы разного рода». Однако, подчеркивал Маклаков, «нет спасительной формулы к примирению обоих начал; нет универсального компромисса; грань между обоими принципами постоянно передвигается, как в зависимости от внешней обстановки (мир, опасность войны, война), так и степени общественной культуры. Потому можно иметь далекие идеалы, но вопрос о том, что нужно и почему нужно сейчас, решается не благородством наших идей, а грубыми фактами жизни. Тут политические деятели невольно уподобляются докторам»[46].
«Доктора» в российском случае оказались не самыми квалифицированными. Впрочем, существовало ли «лекарство», способное предотвратить катаклизм, потрясший страну в 1917 г.? Это один из вопросов, на который пытались ответить самим себе корреспонденты - как в опубликованных произведениях, так и в личной переписке. Письмам они доверяли больше - поскольку позволяли себе высказывать в них различные «еретические мысли», обнародование которых считали преждевременным.
Настроения русских эмигрантов по обе стороны океана были далеки от оптимизма. Многие эмигранты, оказавшиеся в советской зоне оккупации, были арестованы и депортированы в СССР, несмотря на преклонный возраст. Маклаков опасался установления коммунистического режима во Франции. Вскоре после войны агенты НКВД чувствовали себя в Париже, по крайней мере по мнению эмигрантов, как у себя дома. Алданова поразила фраза Маклакова в его письме Б.И. Николаевскому: «Для меня нет сомнения, что мы здесь не избежим катастрофы и что здесь до нас доберутся, как добрались до П.Д. Долгорукова». «Меня трудно превзойти пессимизмом, - констатировал Алданов, - но Вы превзошли»[47]. Однако писатель не считал возможность похищения и принудительной доставки на родину совершенно исключенной и в связи с этим поставил вопрос о том, чтобы выхлопотать американские визы человек для десяти. Разумеется, он предупредил Маклакова о строгой конфиденциальности этого предложения. Маклаков от визы отказался: «За предложение искренне благодарю, как [и] за дружбу; но что бы здесь ни было, я никуда не уеду. Не только я чувствую себя в положении капитана, который с корабля слезает последним, но, главное, в мои годы прятаться, чтобы спасти свою уже ни на что не нужную жизнь, - ридикюльно. А я под конец смешным быть не хочу»[48].
Алданов, впрочем, также был настроен не слишком оптимистично:
«Я моложе Вас, но ей-Богу иногда радуюсь, что тоже уже очень немолод и не увижу следующих глав трагикомедии, - писал он Маклакову всего лишь несколько месяцев спустя после окончания Второй мировой войны. - Т. е., увидеть их, пожалуй, и было бы интересно - вот как интересно читать Гиббона. Но переживать их - нет, с меня достаточно. Не думаю, чтобы еще было какое-либо поколение с сотворения мира, которое видело бы и пережило бы столько сколько мы. Читаю старых второстепенных романистов, живших в ту эпоху, которую я пытаюсь описать в романе "Истоки". Право, смешно и стыдно. Это Хвощинская написала: "Бывали времена хуже, но подлее не было" (Некрасов взял у нее). А жили они в лучшее (не говорю: в очень хорошее, но в лучшее) время и русской и мировой истории. А вот наше время - действительно, пока не было ни хуже, ни подлее»[49].
Обстановка на «второй родине», во Франции, казалась полностью аналогичной ситуации на родине первой в 1917 г. Коммунисты в правительстве, шаткость власти... Все это наводило на мрачные размышления.
Отставку генерала де Голля в начале 1946 г. Алданов воспринял как большое горе. «В случае чего, за ним пошли бы, - писал он Маклакову. - Пойдут ли за его преемником - это вопрос. Вообще все идет к черту. Очень горжусь, что в 1937 году начал печатать, а в 1939 году выпустил книгу под названием "Начало Конца". И еще больше огорчаюсь, что оказался прав. В "Истоках" же меня только и интересует: откуда пошло все то, что теперь происходит в мире? Ведь и народовольцы, и Бисмарк, и Вагнер, и Гладстон, и Маркс, и Бакунин были именно истоками - от них пошло и хорошее...»[50]
46
Маклаков В.А. - Алданову М.А., 22 мая 1937 // «Права человека и им перии»: Письма В.А. Маклакова к М.А. Алданову. С. 310—311.