– У тебя есть мы, – твердо заявил он. Потому что – что еще можно сказать перепуганному, не знающему, чего ждать от жизни парнишке? Что еще пообещать, чем утешить?
Ковальски был прав тогда, в полустертом прошлом: нельзя кого-то спасти, а после сделать вид, что выпускаешь на свободу. Ты отвечаешь за него и его жизнь.
С другой стороны от тумбы, на которой сидел спасенный, на корточки опустился Рико, заглядывая мальцу в лицо. У него улыбка далеко не такая располагающая, но он старается, и выглядит, как мутант-бобер на визите у дантиста. Мальчишка испуганно дернулся, вжимаясь в чужое надежное плечо – он еще не приноровился к уличному освещению, но и скупого света фонарей хватает, чтобы рассмотреть: помимо сходства с порождением бобриного злого гения, у Рико явное подобие с отбившимся от своих панковатым байкером. А с такими людьми лучше не пересекаться в темном переулке ночью. Из тени за его спиной выступает Ковальски. Он, в растянутом, с чужого плеча, свитере, спортивной куртке с капюшоном поверх, и в драных джинсах, так же не производит впечатления безопасного человека. Но его серо-черное тряпье без единой пестрой заплаты или блестящего амулета все равно надежнее, чем форма с погонами. И наконец, мальчишка оборачивается, чтобы узнать, кто его обнимает. Смущенный, «командир» отпрянул, не зная, куда деть руки, и поскреб подбородок, где понемногу начинала пробиваться щетина. Его вытертая до залысин куртка из кожзама тоже доверия не внушает, но мальчишка, в итоге, лучезарно улыбается: поверил, что раз за ним пришли, то и теперь не бросят.
Над его головой трое людей, выглядящих максимально небезопасно, жизнерадостно хлопают друг друга по раскрытым пятерням.
***
Мир не был несправедлив. Поначалу это утверждение выглядело сомнительным, однако, подумав хорошенько, Шкипер решил, что оно верно. Мир был устроен чертовски продуманно. С первого на него взгляда казалось, что одним достается все, а прочим – ничего или очень мало. Разве можно говорить о какой-то там справедливости при таком распределении шансов? Однако вдоволь набродившись по улицам, и наглядевшись всякого, он заметил очевидную закономерность: все дело во внутреннем ресурсе. Даже если задача кажется невыполнимой – если ее разложить на десяток задачек попроще, а те, в свою очередь, еще на десяток последовательных действий, и планомерно, шаг за шагом, идти вперед, продираясь через каждое новое затруднение – если все это сделать, велик шанс совершить невозможное. Якобы невозможное. Только и нужно, что действовать. Время всегда играет против тебя. Лучше сделать шаг вперед и споткнуться, чем остаться на месте и никуда не продвинуться.
Между собой люди условились, что вредить друг другу – открыто вредить – это неправильно. Хотя разница между тем, чтобы вытеснить конкурента с рынка, лишив его заработка, и тем, чтобы разбить его голову монтировкой лишь в том, что второе быстрее и гуманнее. Людям нельзя использовать против других людей оружие – если только это не оговорено законом. Это Шкиперу казалось особенно смехотворным: вроде бы нельзя никому, но части мы разрешим, чтобы они все же это делали. Неопределенность вопроса: так можно или нельзя – выглядела в его глазах обманкой. Ведь если подумать, то вполне даже можно: все это делают. Только тихо, чтобы не попадаться. А остальные знают, что это происходит, но делают вид, что нет. А Шкипер терпеть не мог, когда кто-то делал вид.
Единственная причина, по которой они четверо еще были живы, заключалась в их умении сбиваться в стайку. Большая часть их проблем решалась именно так – хотя, про себя добавлял, Шкипер, если бы можно было врезать очередной проблеме обрезком трубы или арматурой, жить стало бы проще…
Это определенно было решением. У других людей могли быть семьи, дома, деньги и благополучие завтрашнего дня. А у них может быть это – право использовать оружие. И для того, чтобы это право получить, наверняка есть доступный даже им способ.
Шкипер удовлетворенно кивнул. Кажется, у него есть несколько вопросов ко всезнающему Ковальски…
Утром, до того как полностью рассветет – небо еще серое, и только на востоке светлеет розовая полоса – смена заканчивается. У задних дверей теперь всегда маячит шмыгающий носом мальчишка, кутающийся в слишком для него большую куртку. Он подпрыгивает на месте, не то от холода, не то от нетерпения, встает на носочки. Чтобы чем-то развлечь – и отвлечь – себя, он по слогам читает объявления на стене, а после с детской непосредственностью спрашивает, что такое «сдам в аренду», «шиномонтаж» и «интимные услуги». Они бредут домой. Ну, как «домой» – туда, где можно поспать в относительном тепле и еще более относительной безопасности. Мальчишка крепко держится за руку, когда идет рядом, и поминутно убирает с лица волосы, лезущие в глаза. Его надо бы подстричь, но у них пока что нечем. Он идет рядом и совсем-совсем не думает ни о каком будущем, словно оно не имеет власти над ним. Но дело конечно не в этом. Мифическая детская вера в чудо – неверный ответ на этот раз. Этот мальчишка достаточно повидал в жизни, чтобы не верить в чудеса, но при всем этом он верит в них, свою, если хотите, семью. А ведь любая семья заботиться о будущем своих младших, как умеет…
***
– Ну, предположим, но что с документами?
– А что с ними не так?.. – Ковальски изогнул бровь в выражении необъятного скепсиса.
– У нас их нет!
– Вот именно. Или ты думаешь, на свете полно мест, где с радостью примут людей без бумажек?
– Знаешь, вообще-то, Иностранный легион отсюда далековато, так что…
– Так что до него всего лишь надо добраться. Рико?
В протянутую требовательно ладонь немедленно легла сложенная карта. Раскатав ее и встряхнув, Ковальски уложил ее на пол, чтобы всем было видно.
– Это что?.. – тут же сунул свой курносый нос к карте младший член компании. – Это карта, да? Чтоб ездить, да? А что мы с ней станем делать? Поедем куда-то? Да?
– Спокойно, боец, – стоящий там же, старший группы похлопал мальчишку по макушке, встрепав волосы. – Ковальски, какие варианты в плане транспорта?
– Железная дорога, – как нечто само собой разумеющееся, отвечает тот. Поправляет сползающие – центровка не на него была делана – очки, уточняет:
– Естественно, грузовым.
– И сколько мы будем в дороге?
– Вот. Я тут высчитал, – из кармана потрепанных джинсов появился замусоленный блокнот, чьи страницы украшали колонки цифр. – Это – километраж, это – количество ночевок, это – расчет пайка…
Шкипер портер переносицу. Он знал, что просто не будет. Но время идет, и все они давно перестали быть недомерками, а со своей жизнью что-то нужно было делать. Без бумаг их никто бы не взял работать, а без работы не будет и всего остального – если, конечно, не отнять у кого-то другого. Но от этого всегда проблемы с законом. «Проблемы с законом» Шкипер для себя переводил как «так делать нельзя, и мы обязаны это пресечь, но на самом деле нам неохота разбираться, что там у вас как, поэтому на всякий случай виноваты все».
Он опустил взгляд в пол. Сидя на корточках и уперев локти в колени, он давал отдых натруженной спине. Рико – так тот и вовсе опирался на костяшки, будто жизнерадостная горилла – если только на свете существуют гориллы, способные радоваться с селедкой в пасти. Заметив, что на него смотрят, Рико мотнул головой, подбросил рыбешку в воздух и проглотил на лету.
Шкипер краем сознания отметил восторженный вопль младшего, сам не отрывая взгляда от собственных костяшек. Сбитых, стесанных, твердых, как корневища… Да, он умел драться. Да, они все умели. Грубо, осатанело, без правил, с одной только целью – остаться в конце целее, чем тот, другой. Он не сказал бы, что это единственное, что они умели – но при прочих равных… Служба – это как минимум крыша над головой, миска каши и целые сапоги. Как максимум – в будущем паспорт.