Снова было тяжело. Тем не менее, мысль о том, что не всякая тяжесть во зло, скоро усела в голове, вбетонировавшись намертво в мозг. Тяжесть оружия в руках означала безопасность. А безопасность означала, что завтра ты проснешься. Тяжесть груза означала, что он все еще при вас. Тяжесть бойца на носилках – продолжение существования в виде живого организма.
За свою не слишком долгую, зато весьма насыщенную событиями жизнь, никто из них так и не научился с каким-то особенным почтением относиться к отдельным вещам. В то время как большинство их сверстников знало, какие неприятности может принести прогулка по ночному парку, катание без защитного шлема или схваченный не за тот конец паяльник только в теории, они уяснили на практике, что одна опасная железка не очень отличается от другой опасной железки. Что вообще все железки опасны. Нет разницы, чем тебя продырявят.
Жизнь здесь, на полигоне, не так уж сильно отличалась от жизни в других местах: в любом случае ты сам отвечал за нее, и за все последствия. Плюс был в том, что прежде у них не было шанса прострелить своей проблеме голову.
***
– Где их черти носят?!
– Полагаю, где-то на траектории «пункт назначения – этот штаб».
– Очень смешно, Ковальски.
– Я не смеюсь. Я действительно полагаю, что они где-то на этой линии.
– Это знание не очень помогает в том, чтобы не выглядывать из палатки каждые проклятые тридцать секунд! Почему их нет?
– Думаю, они задерживаются.
– А почему они задерживаются?
– Думаю, потому, что у них произошла какая-то способствующая этому ситуация.
– Быть может, нам стоило бы отправиться к ним на встречу?
Ковальски опустил на колени книгу по баллистике и взглянул на собеседника прямо.
– Здесь на многие километры вокруг достаточно, скажем так, непересеченная местность. Какие-нибудь небольшие холмики глинистой земли или глыбы ракушника, не более. Так что, если бы случилась неприятность, мы бы видели дым, слышали бы взрывы. Или, на худой конец, они воспользовались бы сигнальной ракетой. Так как ничего из этого не произошло…
– Думаешь, Рико бы запустил сигналку?..
– Думаешь, Рико отказался бы от возможности запустить что-то бабахающее с фитилем?
– Мда, пожалуй, ты прав.
– Для таких случаев в научном сообществе принят специальный термин.
– Правда? Какой?
– «А я же говорил».
– Ковальски, ты мне больше нравишься без своего странного научного чувства юмора.
– А кто сказал, что я шучу, Шкипер?
========== Часть 5 ==========
Он снова уткнулся в книгу, и так и просидел до того момента, когда посторонний пронзительный возглас всколыхнул вечернюю тишину. Ковальски поднял голову, но увидеть успел только колыхнувшийся полог палатки. Выглянув, застал ту самую чувствительную сцену, когда старший в группе никак не может выбрать, то ли раздать подчиненным оплеух, то ли обнять, потому что они живы и все же пришли.
– Где вас черти носили?
– Меня не носили черти! – тут же оповестил его Прапор. – Меня носил Рико! Все последние… ик… сколько там?.. ик… километров…
Шкипер приподнялся на цыпочки, с шумом втягивая носом воздух.
– Да ты пьян, парень!.. – возмущенно взвыл он. – Рико!.. Что вы там, мать вашу… я знал еще девицей… Во имя всех макарон с тушенкой…
Рико, в течение всей гневной тирады, кивавший головой, встряхнул свою ношу, сильно съехавшую в сторону. Прапора он держал, как держат детей, когда катают их на спине, с той лишь разницей, что дети сидят ровнее, и от них не разит за километр спиртом.
Шкипер подержал полог, пока младшего заносили внутрь палатки, и продолжал его держать, недовольно взирая на то, как Прапора опускают на его спальник. Убедившись, что приземление прошло успешно, Рико подергал за штанину Ковальски. А когда тот опустил взгляд, с невнятным рычанием потыкал пальцем в распростертое тело.
– Что?.. – не понял тот. – Ладно, ладно. Я уже иду… что ты хочешь мне показать?
Показать Рико пытался чужую опухшую лодыжку. Ковальски пощупал ее, стараясь быть осторожным, но Прапор уже сладко спал, и вряд ли что-то почувствовал.
– Хм.
– Ковальски, – напомнил о себе Шкипер. – Мне нужен анализ.
– Похоже, Прапор повредил ногу, пока они добирались. Так что Рико накачал его, м, назовем это анестезией и вправил, как сумел.
Прапор что-то пробормотал во сне и попробовал свернуться калачиком. Рико молниеносно сцапал его за больную ногу и рывком выпрямил, за что тут же получил блокнотом по запястью.
– Это может сделать хуже, – апатично сообщил ему Ковальски. – Принеси мне лучше аптечку.
– А если это перелом?
– Если это перелом, Шкипер, то он останется хромым до конца дней.
– Жизнеутверждающе.
– Зато честно.
***
– У этого сарая на колесах есть инструкция?
– Да. И в ней всего два пункта. Не класть ноги на приборную доску и не называть гусеницы колесами.
– Прекрасно.
– О? В таком случае как насчет исполнения этих нехитрых требований?
– Ковальски, ты следишь за картой – следи. Не мешай другим делать их работу.
– Нет проблем. Кто я такой, чтобы спорить с двумя невменяемыми милитаристами?..
Ветер третий день гонял песок. Видимость была близка к нулевой. Задувало даже в амбразуры. Глотка была суха, кожа на лице натянулась, слизистую неприятно царапало при дыхании. Воды осталось глотков примерно на десяток. Они экономили.
Солнце по утрам с неимоверной скоростью взлетало к зениту и держалось там, как приклеенное. На ночь они выбирались наружу и долго лежали на остывающем песке. Ночью пить хотелось меньше, но Рико все равно каждый раз копался в земле до кровавых мозолей в надежде наткнуться на вожделенную влагу.
Спали сменами. Есть не хотелось. Хуже, чем иссякшая вода, была только новость о пустом баке.
Они лежат в тени. В небе кружится птицы. Небо белое, подернутое дымкой. Земля плавиться в мареве.
Стать бы птицей…
Когда их подбирает подкрепление, солнце в зените они видят даже ночью.
***
– Что у вас там за танцы, вы, два чокнутых бегемота?!
– Ррррррр!
– По-твоему, чокнутые пингвины лучше?!
– Ррррррр!!
– Ковальски, доложить обстановку! Рико, отпусти его уже!
Но Рико не отпустил. Он волоком дотащил до стоящей на небольшой возвышенности палатки упирающегося товарища, накрепко вцепившись в его запястье. У входа в палатку, как ориентир, маячил Шкипер с фонарем. Вид у него был далекий от радостного.
– Ну? – буркнул он. – Что на этот раз?
Задавать Рико вопросы имело смысл только в том случае, когда ты готов услышать, и, что еще более важно, перевести ответ. Шкипер был готов. И потому, когда сослуживец подтащил в круг света Ковальски, поднял фонарь повыше. Рико жестко вывернул тощую руку своей жертвы, с неуклюже закатанным рукавом, подставляя под сноп света тыльную сторону сгиба локтя. Шкипер сначала вгляделся, а потом резко втянул в себя воздух через зубы, как делал только когда был очень раздражен.
– Та-а-ак…
– Это не то, что ты думаешь, – быстро сообщил ему Ковальски.
– До выяснения обстоятельств аптечкой заведует Прапор, – отрубил Шкипер безапелляционно. – Содержимое сверить по описи и выдавать под расчет.
– Шкипер, ты не о том волнуешься.
– Я сам разберусь, о чем мне волноваться!
– Это просто безобидные…