– Нет.
– То, что ты даже не понимаешь, что натворил!
– М-м. Думаю, что понимаю. И думаю, что на моем месте многие поступили бы так же.
– Многие слабаки, ты хочешь сказать? Многие, кому мозгов бы не хватило на какой-то другой ход? Я бы слова не сказал, сломай ты нос врагу! Но это – это же гражданский, он не то, что готов не был, он даже не умеет быть готовым! Он ждал от тебя помощи, и что получил? Ты понимаешь, за кого он теперь будет принимать людей в форме, благодаря тебе?
– За тех, кого лучше слушаться, я думаю. Слушаться с первого раза, в том числе и когда они велят ему закрыть рот.
– И это мне говорит человек, всегда ратовавший за индивидуальный подход к каждой проблеме? Тебе в твою гениальную голову не пришло, что велеть избалованной звезде закрыть рот – не те слова, которых он послушает?
– Мне в мою гениальную голову закралась надежда, что автоматные очереди, прошивающие стены, наведут его на правильную мысль.
– Мне нужно напоминать, что в тот момент он все еще являлся твоим нанимателем?
Лейтенант одарил собеседника выразительным взглядом.
– Прошу прощения. – заметил он. – но в нашем контракте говорилось «охранять жизнь» и «противодействовать любому, кто будет мешать пункту первому, не стесняясь в средствах». А он мешал.
– Я вижу, что это безнадежно. Да, лейтенант? Ты у нас всегда считаешь себя правым, потому что ты ведь умный, логично рассуждающий парень, не так ли?
– Если держать в памяти, что обычно я так говорю, учитывая окружающий меня контингент, то да. И обычно это соответствует истине.
Шкипер устало опустился на стул, оседлав его задом наперед и уложив локти на спинку. Тот жалобно под ним заскрипел.
– Вот что, – мрачно заметил командир. – Я не могу символически отправить тебя на гауптвахту или что-то еще в том же духе. Потому что ты не улавливаешь самой сути того, чем мы здесь занимаемся. И поэтому, лейтенант, я с тяжелым сердцем вынужден вынести тебе приговор: я исключаю тебя из нашего отряда.
========== Часть 6 ==========
– Что?
– Что?!
– Тихо, Прапор. Он это заслужил. Лейтенант, тебе есть что добавить?
– Никак нет.
– А, теперь он на меня еще и обиделся…
Лейтенант по-птичьи склонил голову набок, всем своим видом давая понять, что такое приземленное чувство, как обида, никогда не касалось своими липкими щупальцами его рассудочного оценочного суждения. Что в своих реакциях он полностью полагается на логику, что, в свою очередь, напрочь исключает обиды.
– Я даю тебе двенадцать часов, чтобы закрыть свои дела, после чего твое пребывание на территории отряда буду считать незаконным.
– Мне не понадобится двенадцати часов, – покачал головой лейтенант. Запустив руку за пазуху, он выудил в горсти армейский жетон. Стянув цепочку через голову, он положил его перед собой.
– Думаю, – произнес он, – теперь все.
В колонках играл блюз. А блюз, как известно, это когда хорошему человеку плохо. Ковальски не считал, что ему плохо, однако и хорошим человеком в общем смысле этого слова он себя не считал. Он не плохой и не хороший. Он – обычный.
Кофе в этом месте, кстати, подавали неплохой. Он давно планировал как-нибудь в выходной сходить сюда с какой-нибудь новой книгой. Посидеть на втором этаже у стеклянной стены, заменяющей здесь окна, поглядывая на улицу иногда. Он знал, что нормальные люди в выходной водят в кофейни подружек, но он предпочитал книги. Они не трещат, не тратят твое время напрасно и за них не приходится краснеть. Еще ни одна книга не выложила в инстаграм свое фото из туалета кофейни.
И вот сегодня его планам суждено было сбыться. Он здесь. На втором этаже, с видом на перекресток, за круглым белым столиком, с неплохим кофе и круассаном в сливочной глазури. Только вместо книг несколько брошюр.
Ему нужно куда-то податься. Как-то строить свою жизнь дальше. Где-то жить, чем-то зарабатывать. Судя по всему, на его третьем десятке жизнь решила открыть сермяжную истину: он не создан для карьеры военного. Даже его отряд над ним подсмеивался – беззлобно и бестактно, как умеют только армейские люди, осилившие в лучшем случае школьную программу. Что-то было неправильное в том, что он был с ними. Шкипер и Рико, кажется, умышленно создавались, как люди, сочетание которых в одном месте приведет к рождению сюжета для крутого блокбастера. Прапор не подшучивал – он обычно вообще не понимал, что к чему, но был искренне уверен, что так и надо. Как и сам Ковальски до последнего момента. Так что теперь – брошюры. НИИ, лаборатории, академгородки… Он был уверен, что сможет доказать свое право занять там кабинет. Осталось только выбрать, чем он станет заниматься. Откровенно говоря, он уже выбрал, но сомневался, и только поэтому еще не позвонил. В голове настойчиво долбилась мысль о том, что что бы ни создавал ученый – он создает оружие. Его это никогда не беспокоило, однако, только не теперь.
Ученый. Ну да. Какой-нибудь физик-инженер. Это вполне по нему. И это по нему куда больше, чем быть лейтенантом.
Было очень странно осознавать, что он сейчас может сделать все, о чем подумывал после отбоя в течение многих лет. О тех планах, которые могли бы стать – и сейчас, кажется, уже становились – реальностью. Конец взрывам и учебным тревогам в два часа ночи. Но… но, в то же время, это обозначало и конец их отряда. Его отряда. Он не спросил, что они собираются делать без научника. Заранее можно было вообразить, что Шкипер сказал бы. Сложил бы руки на груди, вздернул упрямый подбородок и сообщил со всей высоты своего непробиваемого уверенного апломба, что это уже не его, Ковальски, проблемы. А он бы снова приподнял бровь и склонил голову набок – поза, которую Прапор называл «я уязвлен, но вам не скажу».
Ковальски снял очки и помассировал переносицу. Кое-чего ему будет не хватать в тишине его уединенного кабинета. Команды. Он привык хотеть уединения, но всегда лучше получается страдать об этом, когда ты не один. В противном случае внутри как-то пусто, и никакой кофе тут не поможет…
Когда он надел очки обратно, за столом напротив обнаружился другой человек. Ковальски придерживая очки за дужку, навел фокус.
– М-м, – протянул он. – Тебя не узнать в обычной одежде.
– Ты тоже без формы изменился, – парировал гость. – По-моему, - понизил голос он, – так ты выглядишь еще более тощим и длинным…
– Я буду считать это комплиментом, даже если это не он, – ровно оповестил его ученый. – Так я тебя слушаю. Самое время сказать, что ты просто увидел знакомое лицо, когда случайно зашел опрокинуть чашечку кофе в выходной…
– Вообще-то я обошел уже шестнадцать мест, где ты теоретически мог бы быть, и очень рад, что нашел тебя.
– В самом деле?
– Именно.
– И что же ты от меня хотел?
– Ты ведь сейчас без… без постоянного места службы, не так ли?
– Откуда вам-то это стало известно?
– Шутишь? Ты сломал нос парню, без которого не обходится ни одна шикарная вечеринка. У него есть блог, так что шила в мешке не утаишь.
– Серьезно? История получила широкую огласку? Шкипер будет в ярости.
– Он и был. Но у нашего «короля танцев» отличный менеджер. Он быстро сообразил, что черный пиар – это действенный пиар. История подана под тем соусом, что виновный – то есть ты – получил по заслугам, и справедливость торжествует.
– Что ж, я за нее очень рад.
– Ковальски, я ценю твою выдержку, и все такое, однако – как бы ты смотрел на то, чтобы перейти к нам?