Капрал просиял. Этот большой и простодушный человек, кажется, улавливал эмоции окружающих, как будто настраиваясь на них.
– Это замечательные слова! – оповестил он ученого. – Я рад, что ты так считаешь. Действительно, если тебе удобнее работать с бумажной картой…
– Нет-нет, я буду рад научиться чему-то новому!
– Отлично. Тогда, если ты не против… – он сделал жест в сторону сиротливо жмущегося в углу ПК – ни разу за все время пребывания тут Ковальски не включенного. Ученый оживленно кивнул.
– Конечно!
– Окей. Тут четыре ядра и две панели. Вот, смотри…
***
– Ковальски, можно тебя спросить?
– Конечно, Порох.
– Я ни в коем случае не хочу тебя задеть или обидеть…
Ученый кивнул. Практически все фразы подрывника, обращенные к нему, начинались с этого пассажа.
– Шеф говорит, ты бегаешь по утрам в ангаре.
– Да.
– А еще автоматический счетчик зарегистрировал, что по утрам температура используемой тобой воды всего четыре градуса.
– Да.
– Почему?
– Что почему? Почему я бегаю в ангаре? Там много места. По моим расчетам, полный круг как раз четыреста метров, очень удобно. А холодный душ полезен.
– У нас тут есть нормальный спортзал и бассейн.
– Я знаю.
– Тогда почему не пользуешься?
– В зале лампы дневного света, в бассейне хлорка.
– В душе вода тоже санитарно-стерильная. Мы используем экологические фильтры.
– Черт. Хорошо, что ты сказал. Надеюсь, у вас найдется лаборатория для синтеза бактерий?
– Ковальски, что за безумие?
– Это не безумие, а простой расчет. Организм привыкает ежедневно бороться с внешней угрозой. А бегать в жизни чаще всего приходиться не особенно глядя под ноги, а то и ночью. Так что лучше будет приучить тело заранее.
– Очень… неожиданно. Даже не знаю, что тебе и сказать. Как по мне, это все равно, что тренироваться кидать картофелины в котелок через спину…
– Я попадаю с восьми метров, между прочим.
– О, боже…
***
– Итак. Я назначаю начало миссии на завтра. В семь ноль-ноль все должны быть в цейхгаузе номер семнадцать на нижнем уровне. Согласно нашим данным, завтра в девять сорок пять интересующее нас судно будет проходить вот этот участок, - лазерная указка описала полукруг на трехмерной карте. Ковальски следил за огоньком, как кот.
– Я и Капрал идем на абордаж с воздуха. В десять десять ровно стыкуемся и проводим задержание. Порох и Ковальски, ваша задача следить, чтобы никто не покинул судно. Ваша субмарина должна держать периметр. Все ясно? Вопросы? Ковальски, ты ничего не имеешь против Пороха?
– Нет, шеф. Работать в паре с подрывником, очевидно, моя карма. Но можно вопрос?
– Да, Ковальски?
– Насколько я могу судить, водоизмещение судна – тонн десять, не так ли? Это значит, что на борту может находиться достаточное количество человек, чтобы мы четверо потерялись на их фоне.
– Ковальски, привыкай все судить новой меркой: не всего четверо, а аж целых четверо. Поверь, их корабль плавает свое последнее…
– Судно. Ходит.
– Можешь так записать в своем блокноте, если хочешь. У нас тут демократия. Еще вопросы есть? Да, Ковальски?
– Как я понимаю, наша задача задержать злоумышленников, а не уничтожить их, верно?
– Верно. Они должны иметь возможность отвечать перед законом.
– То есть, повреждения, совместимые с таковой возможностью, разрешены?
– Что ты имеешь в виду?
– Перелом ног, например. Или усыпляющий укол часов на двадцать.
– Знаешь, это звучит не очень гуманно.
– Зато это надежно, шеф. Поверь мне.
– Возможно. Но «Северный ветер» против бессмысленной жестокости. Мы так не работаем. Вполне будет достаточно, если вы свяжете их хорошенько. Думаю, начальник береговой охраны оценит подобный букет по достоинству…
– Конечно. И скажет: о боже, какой элегантный жест от неизвестного миру героя в маске…
– Именно.
– Это была ирония, шеф.
– Как я уже сказал, у нас тут демократия. И, если вопросов больше нет, я рекомендую всем выспаться.
– Есть.
– Так точно.
– А что, отслеживать их ночью никто не будет? На всякий случай?
***
– Прости. Прости. О господи, прости… Надеюсь, у тебя нет клаустрофобии?
– Нет. У меня только двести четыре сантиметра росту есть. Не беспокойся, это не смертельно и не заразно. Оу…
– Прости!
Субмарина оказалась действительно маленькой. Идеальное поле действия для такого компактного бойца, как Порох. Сущее орудие пытки для двухсотчетырехсантиметрового Ковальски.
– Как, говоришь, она называется?
– «Урания».
– Я буду звать ее «Железная дева», хорошо?
Когда он все же устроился возле пульта управления, напротив лобового иллюминатора, ему показалось, что еще немного, и он сможет прижать уши коленями. Пороху явственно было неловко за то, что как-то никто не подумал об этом аспекте дела, и он старался быть особенно любезным.
Они отбыли строго по часам, и спустя десять минут последнее напоминание о суше – подводные рифы – скрылось позади. Теперь, куда ни погляди, было только море. Они пока освещали путь лобовым фонарем, рассчитывая, что при необходимости выключат его и перейдут полностью на движение по приборам. Эхолокатор пока молчал. Иногда мимо субмарины проплывали косяки рыб, хладнокровно игнорируя чужеродный объект, и этими происшествиями исчерпывалась хроника подводных событий. Плыть до места было чуть более часа. Ковальски поначалу с периодичностью в несколько минут бросал взгляд на приборы, а после бросил это бессмысленное занятие. Ни там, ни за стеклом ничего не менялось. Путешествие оказалось неожиданно скучным – над ухом никто не ворчал, не канючил порулить и не хохотал маниакально, норовя загарпунить любую проплывающую мимо несчастную селедку. Порох сохранял молчание – не то от неловкости за просчет с размерами, не то будучи сосредоточен на управлении. Он производил впечатление человека с широким кругозором, и наверняка был интересным собеседником, однако что-то подсказывало ученому, что не стоит пытаться болтать с ним именно сейчас – вряд ли Порох поддержит диспут о Лавкрафте…
Ковальски лишний раз старался не иметь дела со все еще чужой ему сверх-продвинутой техникой своих новых сослуживцев. После того, как он в прошлую встречу угробил их самолет, это было вполне понятным опасением. Шкипер всегда пренебрежительно относился к деньгам как таковым, однако ученому сумма в четырнадцать с небольшим миллионов еще долго снилась в кошмарах.
Они все плыли и плыли, и от нечего делать Ковальски пролистал технический план субмарины, и про себя отметил, что при его параметрах пользоваться катапультой, и, тем паче, торпедным отсеком для экстренного эвакуации, будет не самой разумной идеей. Вообще его рост доставлял ему больше проблем, нежели положительных воспоминаний. Казалось бы, высоких умных парней должны бы любить девушки. Но на деле ему доставались почетная обязанность цеплять на макушку елки рождественскую звезду или прятать в верхние ящики под самым потолком заначки, которые Прапор доставал, вскарабкиваясь на плечи Рико и которые они после делили пополам с радостным хохотом. Он был тем самым парнем, который никогда не помещался ни на полке в поезде, ни в ванной, и чьи колени всегда ощутимо упирались в переднее сидение. Возможно, маленький Порох и комплексовал из-за своего роста, но жить ему определенно было проще, нежели его нынешнему товарищу.
– Триста метров до цели. Гашу фонарь.