***
Море простиралось вокруг от горизонта до горизонта. Бутылочного цвета, спокойное, чистое – и над ним такое же безмятежное небо. Ни облаков, ни чаек. Ничего, на многие мили вокруг, куда ни глянь.
– Итак, давайте-ка я суммирую… – Ковальски заложил руки за спину и отошел от борта, ему отчаянно не хватало блокнота. – У этого корыта пробоина в борту, потому что кое-кто, не будем указывать на Рико, многократный победитель в номинации «я паркуюсь, как кретин». Все, кто мог сбежать отсюда, сделали это – кто на спасательном шлюпе, кто на… на чем ты приплыл?
– Гррррррр!
– Или на угнанном патрульном катере. Готов биться об заклад, в нижних палубах уже полно воды. Внимание, вопрос: как нам добраться до берега.
– Вплавь?
– Еще успеваем, в принципе, соорудить плот и есть вероятность, что найдем дорогу. Как насчет акул?
– О боже, ты же не хочешь сказать, что они собьются в стаю и устроят нам «Челюсти» нового поколения?
Ковальски протянул руку и бесцеремонно задрал на Рико майку, демонстрируя перечеркнутый рубцами бок.
– Это видишь? – поинтересовался он. – И она была молода и не очень опытна, жила в бассейне, и привыкла, что еда регулярна и достается без особых усилий.
– Дай угадаю: ему пришло в голову, что суп из акульего плавника отлично подойдет на обед?
– Потом да. Но сначала туда пришло соображение о том, что мы с Прапором будем неуместно смотреться внутри акулы.
– Ковальски, а сколько у нас времени?.. Ну, пока корабль совсем не потонет?
– Учитывая, что мы будем его обдирать, как липку, в попытке соорудить плот, я не дал бы больше полутора часов.
– Электронные системы точно не работают?
– Теоретически говоря, при наличии паяльника и свободных выходных, я бы что-то с ними сделал. Но пока что мой ответ – нет. Что, Рико? Да, стена. Палуба. Лестница. Хорошо, и что? Приварены. М-м… а! Ты о том, что на корабле нет того, из чего можно сообразить плот?
Подрывник активно закивал.
– А ракетницу? Да, согласен, глупый вопрос… Ладно. Выбора у нас все равно не особо. Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться.
– Ты этим принципом руководствовался, когда сломал тому парню нос, да?
***
– Знаешь, что меня беспокоит?
– То, что мы собрали плав-средство из поддонов для рыбы, в нем полно зазоров, куда можно просунуть ногу, и доска Розы из «Титаника» по сравнению с ним просто круизный лайнер?
– Это пункт номер три. Номер два – мы не брали воду, чтобы избегать перегруза. Пункт один – мы так и не нашли Шкипера.
На эти слова обернулся Прапор.
– Ты же не думаешь… – начал он резко осипшим голосом. – Он же не мог…
– Он всегда велел не плавать в одиночку, – напомнил Ковальски. – А в этот раз ослушался сам себя, и, боюсь, итог закономерен.
– Я не верю!
– И это хорошо, юный Прапор. Хоть кто-то должен не верить.
– И… И Рико не переживет. Только он вернул тебя, и тут же потерял Шкипера. А он любит Шкипера.
– Звучит как «он любит рыбу».
– Рыбу тоже, Порох. На свете не так уж, по сути, много вещей, которые у этого парня получается любить. И… О-о, черт…
– Что такое?
– Когда он проснется – захочет есть. А значит, бултыхнется в воду за рыбой. Знаешь, что привлекает акул?
– Кровь?
– Да, а еще та вибрация, которую создает плывущий объект. Рико – добыча не мелкая. Один раз поймал и свободен ближайшие несколько дней. Можно собирать вещи и ехать в отпуск вместо утомительной охоты.
– Значит, его надо удержать! Ты же ему скажешь?
– Удержать Рико? Серьезно?..
– Думаю, он может тебя послушать. Лучше делать и каяться, чем… ну, как ты там говорил?!
– Это не тот человек, которому можно разбить нос и он станет тебя слушаться, Порох. Я не говорю, что он безумен, потому что на самом деле нет. У него не бывает галлюцинаций или бреда. Он быстро соображает и обычно понимает, что вокруг происходит, только оценивает по-своему. У него реакция, как у профессионального боксера, покажи ему стену, и он за секунду рассчитает, сколько и какой взрывчатки нужно для ее уничтожения, он задерживает дыхание на три минуты с гаком. Психопат? Не думаю.
– Так что, ты не удержишь его, когда он отправится на рыбный промысел?
– Я попытаюсь. Но успех этой миссии – процентов десять, если не меньше.
– Он так любит рыбу?
– Он любит плавать в обществе живых попутчиков.
Пороха разбудил всплеск. Он встрепенулся, огляделся по сторонам. Они спали по очереди, укладывая голову друг другу на колени, и сейчас была его «смена». Порох приподнялся на руках – пальцы были мокрыми, доски захлестывали маленькие волны. Теплые колени Прапора – вот они, рядом. Их хозяин трет глаза кулаком и спрашивает, чем дело. Напротив, на другом краю плота, Ковальски. Сидит к ним спиной и смотрит на море. Рико нигде нет.
– Ты ему сказал? – хрипловато со сна интересуется Порох. Пояснять ему ничего не надо.
– Да, – не поворачивая головы, отстраненно отзывается ученый.
– Он не стал слушать?
– Он выслушал все.
– Он не понял?
– Он понял.
– Тогда какого акульего дьявола?!
– Потому что мой желудок решил поурчать в самый неподходящий момент.
Они замолчали. А что было говорить?
Ночное море вокруг выглядело безмятежным. Под водой было еще более темно, чем здесь, где хоть изредка в просвете облаков мелькал молодой месяц.
– Акулы вообще не агрессивны, – заметил в пространство Порох. – Чем они больше, тем дальше держаться от судов. Науке известно что-то около трехсот пятидесяти видов акул. И тут не водятся действительно крупные, это вот в Тихом…
Рядом плеснуло. Порох резко оборвал монолог, обернувшись на звук. Плот что-то толкнуло снизу. Затем отплыло, вцепилось в край, и через секунду из воды вынырнула мокрая голова лохматого даже после плаванья диверсанта. В зубах он держал еще бьющую хвостом рыбину.
– Выплюнь, – строго велел ему Ковальски. – Живо. В ней могут быть паразиты.
Рико послушно выплюнул, подтянулся чуть выше, и вытряхнул из импровизированного, скрученного из майки мешка остальной улов. Большая часть добычи была еще жива, и шлепала хвостами по доскам. Одна соскользнула в зазор и сгинула в море.
– Ты что, – нахмурился Порох, наблюдая за тем, как сосредоточенно Ковальски пластает рыбу вдоль, выковыривая потроха кончиком кортика, подобранного еще на корабле, – сырой что ли собираешься…
– Спички все равно промокли. А и были бы сухие – нам нечего пустить на растопку. В конце концов, японцы это едят и ничего, долгожители вон…
– Да, но… Они же не всякую едят… Слушай, это как-то неправильно! То, что ты не нашел в ней червяков, еще не значит, что ее можно употреблять в пищу! Так нельзя!
– Льзя, – Ковальски тихонько свистнул, и, когда Рико обернулся на звук, бросил ему половину рыбины. Тот поймал в полете, сомкнув челюсти на очищенной от чешуи спине. – Разбуди Прапора. Пусть пожует, пока свежее.
– Я не стану это есть!
– Как хочешь. Но никто не знает, когда мы доберемся до берега, другой еды не будет, а силы понадобятся.
– Но она же мерзкая и склизкая!
– Я для тебя вычищу внутренности и отрежу головы, идет?
***
– Ковальски?
– М?
– Скажи, почему у нас есть плот, но нет весел?
– Потому что если ты еще раз разбудишь меня, я зарычу, как Рико.
– Рррр? – поднял голову тот.
– Все в порядке. Ты спрашиваешь, почему, Прапор? Потому что здесь сильное течение. Я хорошо помню карту, она у меня на стене висела – да и до сих пор, я думаю, висит. Бороться с ним никакого толка. Рано или поздно, оно прибьет нас к суше. В это время года большую роль сыграет ветер, но, к сожалению, карту циклонов я изучить не догадался. Положился на компьютер.