«Тридцать пятый» вовремя обратил внимание на то, что больно долго они вдвоем. «Двадцать второй» как всегда с книгой, а он сам сгребает уголья для сна. Переглянувшись, убедившись, что глаза их не обманывают, понимая, что углей им не видеть, если они сейчас уйдут, оба встали, и направились к выходу, не говоря ни слова. Звать «первого», выкрикивая его имя, было бессмысленно.
Он нашелся в отродясь не работавшей душевой – в предбаннике, перед осколком зеркала, повешенного слишком высоко, в расчете на взрослого. «Первый» топтался, то вставая на цыпочки, то подпрыгивая. Пол у его ног был усеян клоками волос. В руках без труда угадывались старые, поржавевшие и изрядно тупые ножницы. Орудуя ими, «первый» раздраженно избавлялся от своей мешавшей ему гривы, а ножницы натужно скрипели. «Двадцать второй» привычно вздохнул.
– Покарауль у двери, – обратился он к своему спутнику, а сам направился к зеркалу.
– Дай, – требовательно протянул он руку. «Первый» поколебался, но послушался: привык уже доверять этим людям. Они ему еще ничего дурного ни разу не сделали. Точнее, только они ему дурного и не делали. «Двадцать второй» встал у товарища за спиной, пользуясь тем, что выше ростом, и принялся сноровисто кромсать чужие волосы, стараясь как-то выровнять тот репейник, в которой их превратили руки Рико. Получилось все равно неровно, а на затылке так и вовсе топорщился непослушный хохолок, будто насмехаясь над всеми попытками как-то облагородить облик «первого».
Остриженные волосы они сожгли во дворе. Сидя на корточках у костра, смотрели, как весело пляшет крошечный костерок. «Двадцать второй» грел руки. «Тридцать пятый» хмурился и все поглядывал по сторонам: если бы их застали за этим занятием, беды не миновать. «Первый» не отрывал восторженного взгляда от пламени. В его округлившихся глазах плясало по маленькой точной копии такого же огонька, от чего его и без того ненормальный вид казался почти что демонически пугающим.
Золу они закопали.
***
– Сделай что-нибудь!
– Он тебе мешает – ты и делай. – Логика у «тридцать пятого» если все же и проявлялась, то была железная. «Двадцать второй» раздраженно тряхнул головой. Он пытался читать, а «первый» лез под руку, совался в страницу, пытаясь уяснить для себя суть затеи, тянул носом, фыркал, порыкивал и даже один раз куснул книгу за корешок.
– Он меня не слушает.
– Сделай, чтоб слушал.
– Я не могу его бить.
– Кроме побоев есть и другие способы.
«Двадцать второй» в очередной раз отпихнул любопытную физиономию от своей книги.
– Пре-кра-ти. – раздельно произнес он. - Хватит. Не то доведешь.
– До чего?.. – внезапно заинтересовался «тридцать пятый». – Нет, не то чтобы я всерьез интересовался, но мне просто для галочки, до чего можно довести такую отмороженную скелетину как ты…
– Даже мышь имеет право на гнев.
– Это что?
– Это народная мудрость.
– Какого народа?
– Китайцев вроде бы.
– Так вот слушай сюда, новоявленный подданный Поднебесной: не говори о том, чего не собираешься делать. Он тебя не поймет, если ты не покажешь. Странно, что ты додумался до этого в случае с ложкой и совершенно не понимаешь теперь.
– Тем не менее. Довести все равно можно кого угодно.
– И что? Ты как выскочишь – как выпрыгнешь? По закоулочкам полетят ошметки?
«Двадцать второй» сделал неопределенное движение одной бровью.
– Ты слышал о кодексе Наполеона? – неожиданно поинтересовался «тридцать пятый».
– Не просто слышал, но сам же тебе о нем и рассказывал. Причем он тут?
– При совместном имуществе, конечно же. Члены семьи имеют равные права на общее имущество, или как-то так…
– Для того, чтобы признавать книги совместным с Рико имуществом я недостаточно Ковальски.
– Кто-кто?
– Ковальски. Он тоже пояснял через кодекс Наполеона, и…
– Какой еще Ковальски?
– Стенли, – «двадцать второй» оглядел аудиторию, убедился, что его слова для них совершенная тарабарщина и привычно вздохнул. – Это центральный персонаж пьесы «Трамвай «Желание» Тенесси.
– Он кондуктор?
«Двадцать второй» открыл, было, рот для отповеди, но внезапно задумался и кивнул.
– Ты знаешь, – произнес он, – а ведь пожалуй что так. Он человек, которого долго винили в том, что он – это он, а не кто-то иной. И он в итоге взорвался, и за собой утянул весь окружающий его мирок…
– И ты после этого говоришь, что ты не Ковальски?
– Не думаю.
– Послушай, – «тридцать пятый» стал внезапно предельно серьезным, – и поверь мне. Ты очень, очень Ковальски.
Рико согласно закивал головой.
***
Взрыв прогремел ночью. «Двадцать второй» запомнил все урывками: театр теней в оранжево-черных тонах, мелькающие перед глазами всполохи, катающиеся по полу люди, через которых надо было перескакивать. Он бы обязательно споткнулся и упал, если бы не «тридцать пятый» – тот держал за руку крепко, и тащил за собой как маленький, но очень целеустремленный локомотив.
Запах дыма и гари просачивался отовсюду. Они сбегали по ступеням, а в коридоре выскочили в окно. Двор был полон. Тут были не только обитатели дома, но и какие-то чужаки. Кто-то кутался в подгоревшие с краев куски дерюги – видимо, спасаясь от ночного мороза – кто-то плакал. Истерично кричали женщины. Издалека долетал звук сирены. «Тридцать пятый» велел ему стоять на месте и куда-то пропал на несколько минут. Затем вернулся и глаза его впервые с начала этой кошмарной истории выражали тревогу.
– Где «первый»?! – с ходу спросил он. «Двадцать второй» дернул плечом. Он мерз. Куска дерюги ему не перепало.
– Где он может быть?!
– Раве тут возможны варианты? – «двадцать второй» пожал плечами. – Ты же знаешь его отношение к огню. Он там, – тощая рука указала на дом, охваченный ревущим пламенем, и в следующий же миг опустилась поспешно на плечо «тридцать пятого», развернувшегося было для стремительного рывка.
– Один шанс из ста, что у тебя получится возвратиться оттуда живым, – произнес «двадцать второй». – И девяносто девять, что ты погибнешь под обломками, изжаришься заживо или задохнешься в угаре.
– Я буду жариться и задыхаться всю жизнь, если ничего сейчас не сделаю!.. – воскликнул тот. – Пусти!
– Тебе придется ударить меня, чтобы я отпустил, – серьезно пояснил свои действия собеседник. – Я не могу стоять и смотреть, как ты кончаешь жизнь суицидом.
– Что ж, мне кажется, тогда у нас есть только один вариант действий, – раздул яростно ноздри тот.
– Боюсь, что так.
– Хорошо. Я обойду дом справа, а ты – слева. Пошел!
Внутрь заходить не пришлось. Их пропажа нашлась на крыше флигеля – он стоял там, и ветер трепал его неровно остриженные волосы. «Двадцать второй» не сомневался, что он еще и хохотал при этом, но все тот же ветер относил звуки в сторону. «Тридцать пятый» швырнул в него камнем, подобранным с земли, промахнулся, но первый заметил движение внизу. Опустил взгляд и расплылся в улыбке, широкой и счастливой. Вокруг было море бушующего огня, внизу были его друзья… Он считал, этого вполне должно быть достаточно для счастья.
Он спрыгнул вниз, вряд ли понимая, что это тоже может быть опасно, и вероятно именно поэтому ухитрившись приземлиться удачно и ничего не сломать себе.
– Ну, слава богу, – проворчал «тридцать пятый», за шиворот поднимая товарища с земли. – Теперь можно возвращаться ко всем.
– Теперь, – возразил ему «двадцать второй», – нам надо перелезть через забор с этой стороны и очень быстро уходить.
– Почему?