- Прошу меня простить, пан профессор, - склонил голову Горан (автоматически, без чувства вины и подобострастия), - события с моим братом слишком сильно меня задевают. Зоран находится на грани жизни и смерти, он сейчас весь горит и нуждается...
- Горит?
- Речь о высокой температуре, пан профессор, - подошёл малозаметный Горислав Чечич, - извините, что помешал, здравствуйте.
- Здравствуйте, пан Горислав, не трудитесь объяснять то, что вполне по силам самому Горану, - прошипел пан Щепаньски, - и оставьте нас наедине, будьте любезны.
- Извините, - тихий македонец ретировался за ближнюю палатку.
А начальник экспедиции принялся допытываться, как обстоят дела с разведывательным заданием. Ну ещё бы ему не вспомнить.
- Плохо обстоят дела, - признался Горан, - задание оказалось невыполнимым. По пути нам не встретилось ничего, что могло бы явно свидетельствовать о пребывании мьютхантеров. Потому и на карту наносить как бы нечего...
- Вот как? - профессор выдал презрительную усмешку. - А вот Карел Мантл выявил большую наблюдательность. По его словам, в районе моста через реку Селезень - у мьютхантеров какие-то укрепления. Вы и их не заметили?
- Мы не переезжали через реку Селезень, - вздохнул Горан. - Только через Мамилов ручей - и то под конец пути. А реки не было. Видимо, нас везли по другим дорогам. И более чем кружным путём.
- Что ж вы позволили водить себя за нос? - процедил пан Кшиштоф с язвительной жалостью.
- У нас не было рычагов влияния на ситуацию, - пожал плечами Горан, - водитель бронетранспортёра подчинялся не нам.
- Я вижу, ситуацию полностью контролировали русские, - с этим обвинительным тоном пану Щепаньски к русским бы и обратиться, - я вижу, вы с братом стали пешками в их игре! И мне даже удивительно, - в голосе пана зазвенела свежая ненависть, - как они не заставили глупо погибнуть вас обоих. "Подложить свинью" - кажется, так выражаются эти русские?
- Да, у них есть такое выражение, - подтвердил Горан, - однако...
- Однако, русские подложили свинью и самим себе? - злобно осклабился профессор. - Не уберегли своего капитана? Да, меня это утешает. Вот только боюсь, не ваша с Зораном в том заслуга.
Нелегко разговаривать с человеком, который уверен, что всё заранее понял. Пана Кшиштофа так и распирало самодовольство от полноты информированности, которую - между прочим - сам Горан и обеспечил, когда украдкой звонил Грдличке и надиктовывал монологи о случившемся, не слыша ничего в ответ (из-за сломанной гарнитуры).
А вот теперь профессор Щепаньски готов слышать одного себя. И Горану, как обычно, трудно ему возражать. Но возразить нужно:
- Простите, пан профессор, всё было не совсем так...
Щепаньски от неожиданности замолчал, причём впился в переносицу Горана не сулящим ничего доброго взглядом. Мол, говори, если смелый.
- То есть, разведку нам они затруднили, это так, - немного сдал назад Бегич, - но со свиньёй вышла чистая случайность...
- Чистых случайностей не бывает, пора бы вам знать, - перебил пан Кшиштоф и снова замолчал.
- Свинью не "подкладывали"! - твёрдо сказал Горан. - Напротив, капитан Багров получил своё ранение, пытаясь спасти Зорана. Если бы не капитан, моего брата бы уже не стало. Для меня это очень важно, извините.
- А для меня важно выполнение вами обязанностей, - жёстко выплюнул профессор Щепаньски.
- Если я вам и правда ещё нужен, - с болью произнёс Горан, - то моего брата необходимо спасти. Чечич говорил, где-то в мутантском ареале действует операционная "Евролэб". Нам необходимо туда вовремя добраться. Счёт времени идёт на часы и минуты. Прошу вас, прикажите собирать палатки.
Не всё, но хоть что-то в словах Бегича профессору понравилось. Польстил глагол "прикажите". Он подтвердил щепетильному пану его власть определять, когда именно собирать палатки.
- Добже, - пробормотал пан Кшиштоф и вскричал. - Эй, пан Йозеф! Позови-ка ко мне Соплю и этого, как его - пана Чечича. - и доверительным тоном объяснил Горану Бегичу. - Пусть они вместе определят, где находится эта самая операционная и как туда побыстрее добраться.
3. Веселин Панайотов, этнограф
Вокруг раненых шла суета. Солдаты, что прибыли с ними, с лихорадочной быстротой устроили их на кариматах с густыми бурыми пятнами: капитана уложили, а учёного поддерживали в позе сидя с нелепо запрокинутой головой. Свой импульс к движению они передали и тем военным, что более суток расслабленно простояли лагерем в берёзовой роще.
- Так чего ждём? - забеспокоился Рябинович. - Я так понял, скорей собираем палатки?
- Погоди! Будет приказ - сразу соберём, - одёрнул его Шутов.
- Так трёхсотые же - вон какие тяжёлые! Их еле досюда довезли.
- А ты подготовься, - посоветовал Седых, - чтобы побыстрее собраться, как дадут приказ. Чтобы как только, так сразу.
Вроде и разумный совет, а всё же мимо: жутковатое ощущение неоправданной фатальной заминки так и повисло над группой солдат. Его прочувствовал не только Веселин Панайотов, но и кое-кто из его коллег.
- Словно тень от гигантской гильотины пала на циферблат солнечных часов, - молвил вполголоса Карел Мантл, большой эстет и любитель неоправданно сложных поэтических метафор.
Ничего себе комментарий! По ком плачет гильотина, это ещё вопрос, чуть не вырвалось у Веселина, но - сдержался. Ни к чему пустые перепалки, тем более - Мантл явно не хотел сказать дурного. Просто он странненький.
А пауза длилась. Раненые в полной отключке ждали решения своей участи, которая зависела от доброй воли и согласия двух начальников. К одному из них побежал отчитываться невредимый словенец Бегич, к другому - ефрейтор Погодин, доселе известный как башенный стрелок БТРа, но непостижимым образом преображённый в главного по медицине (ну да русским не в новинку такие внезапные трансформации).
Пока непостижимый Погодин в сторонке держал ответ перед полковником Снеговым и двумя капитанами, а невредимый Бегич в другой сторонке - перед профессором Щепаньски, солдаты из БТРов более раннего прибытия тоже, как могли, разживались информацией.
Нефёдовские - выпытывали у Мамедова с Хрусталёвым подробности боя со свиньёй и последующих блужданий БТРа, но слушали невнимательно. Ведь то - о прошлом, а что-то делать надо прямо сейчас. Сергеевские - те в волнении толпились у двоих несчастных, убеждались, насколько они "плохи" и терялись в предположениях, куда их нести дальше.
Одни говорили - скорее в палатки, другие - скорее собирать палатки и добираться до мутантских деревень. Все сходились на том, что важно "поскорее", но направление этому скорому движению должны задать приказания начальства. То есть - полковника Снегова при участии профессора Щепаньски.
Рядом, поближе к палатке учёных, стояла и троица чешских антропологов - все, кроме Йозефа Грдлички. Эти подробностей происшествия ни у кого вызнавать не стали, но тоже над чем-то ломали голову - верно, гадали о том, что решит профессор Щепаньски при скромном участии полковника Снегова.
Всё-таки, полномочия между полковником и профессором распределены нечётко, не для всех возможных случаев. Сейчас, когда один раненый - из военных, а другой - из учёных, кому распоряжаться их судьбами накануне похода в мутантские земли, которые Россия признаёт своими, но де-факто не контролирует?
В таких случаях начальникам следует договариваться между собой, но договорятся ли? Склонность пана профессора занимать крайнюю позицию всем известна. Жаль, если люди из-за неё пострадают.
Веселин потыкался среди слабо информированных о будущем солдат и учёных - и решил, если не прогонят, подойти послушать, о чём же таком сейчас рассказывают полковнику и двум капитанам. Снегов его присутствие заметил ещё издали, но не воспротивился. Даже капитанам Сергееву и Нефёдову подал знак не беспокоиться. Верно, больших секретов вслух не звучало. Хотя...