Выбрать главу

Итак, российское правительство упразднило кагал, но закрепило его функции за общиной. Как же в таком случае выглядело общинное самоуправление после 1844 года? Не совсем ясно, преследовало ли правительство, упраздняя кагал, в первую очередь социальные цели (интеграция евреев) или же экономические (добиться более эффективного сбора налогов и уничтожить коррупцию). По сути, еврейские общины выплачивали коллективный налог и продолжали сами решать свои вопросы во многих сферах — в каких именно, зависело от места проживания, — скрывая при этом некоторые виды своей деятельности от властей, зато получая официальную санкцию на другие[94]. Как и в Царстве Польском, в еврейских общинах черты оседлости различные братства приобрели новое значение, поскольку стали служить поддержанию авторитета общинной элиты. Например, в Вильне братство «Цдоке гдойле» (букв. «Большое пожертвование», название благотворительного братства) взяло на себя помимо благотворительности надзор за общинной собственностью, похоронами, образованием для детей бедняков и сирот и содержание главной синагоги. Поскольку «Цдоке гдойле» выполняла также традиционные функции кегилы во взаимоотношениях с властями, то есть собирала налоги и поставляла рекрутов, она получила официальные полномочия[95]. Ее руководителей выбирали из среды городских богачей примерно так же, как прежде выбирали руководство кагала. Основное отличие заключалось в том, что теперь за процессом выдвижения и утверждения кандидатов следили городские власти[96]. Подобного рода братства регулировали различные аспекты жизни еврейских общин в других городах, например в Могилеве, Витебске, Екатеринославе и Бердичеве[97].

В Одессе общинной жизнью управляли синагогальные правления и еврейские благотворительные организации, причем представители многих из них заседали и в городском совете[98]. Портовый город, основанный в 1794 году на месте турецкой крепости Хаджибей, за тридцать лет превратился в крупный коммерческий центр, куда стекались евреи (в особенности из Галиции), греки, итальянцы, армяне и многие другие, привлеченные экономическими возможностями, в особенности торговлей зерном. Хотя в первый же год существования Одессы в ней возникла еврейская община, новоприбывшие евреи предпочли собственный вариант самоуправления. Почти с самого начала в здешней общине большую роль играли реформаторы-маскилим. В 1820-х годах небольшая группа преуспевающих евреев добилась от правительства разрешения основать современную еврейскую школу на средства от собранных кегилой налогов, а к 1840-м годам в религиозной жизни города доминировали реформистские синагоги[99]. В силу этих причин упразднение кагала не отразилось на Одессе так сильно, как на других городах, тем более что религиозная жизнь здесь шла на спад. Как и представители других национальных групп, одесские евреи направляли свою энергию на развитие профессиональных гильдий и благотворительных организаций, поддерживали школы, строили больницы[100].

Нужно подчеркнуть, что на всем протяжении XIX века внутренние изменения жизни религиозных общин, без всякого вмешательства властей, постепенно подрывали авторитет общинного руководства. Усиление иешив нового типа (то есть созданных по образцу Воложинской иешивы) в качестве основной модели высшего религиозного образования, их утверждение в качестве центров учености привело к тому, что их лучшие выпускники стремились остаться в этой системе, а не получить место городского раввина[101]. Другую модель религиозного авторитета предлагал хасидизм — движение, сформировавшееся вокруг цадиков, харизматических духовных лидеров, каждый из которых становился основателем отдельной династии. Дворы цадиков и иешивы в Литве (в настоящее время территория Литвы и Беларуси), особенно прославленная Воложинская иешива, заполняли вакуум власти, возникший после отмены юридической автономии еврейских общин. Эти новые институции взяли на себя многие политические функции, прежде принадлежавшие кегиле[102]. Иешивы, цадики и братства переняли многие религиозные и социальные функции кегилы и вернули членам общины ощущение принадлежности к кегилеа кдуше («святая община»)[103]. В то же время члены новой купеческой аристократии и те, кто называл себя маскилим (зачастую эти две группы совпадали), добивались от правительства признания в качестве единственных представителей еврейских интересов в империи. В отсутствие институционального представительства отдельные известные или преуспевающие евреи брали на себя важную роль ходатаев о российском еврействе в целом. Вспыхнувшая после роспуска кагалов конкуренция за право говорить от имени российского еврейства также способствовала политической модернизации[104].

вернуться

94

Формально задачи еврейских общин перешли к городским властям. Тем не менее местные чиновники часто жаловались на то, что евреи не соблюдают закон об отмене кагала и создают параллельные общинные институты. См.: Levitats. Jewish Community in Russia. P. 7–16. Левитац включает в свою работу краткое изложение существенных поправок к закону об отмене кагала и постановления, регулирующие участие евреев в городском управлении.

вернуться

95

Zalkin M. Vilnius // YIVO Encyclopedia of Jews in Eastern Europe. Vol. 2. New Haven, Conn., 2008. P. 1970–1977.

вернуться

96

Polonsky. Jews in Poland and Russia. Vol. 2. P. 192.

вернуться

97

Levitats. Jewish Community in Russia. P. 62.

вернуться

99

Поскольку эти люди не могли контролировать кегилу, они прибегли к обходному маневру, представив властям свое прошение как выражение воли «общества» — слово, которое в ту пору все еще означало попросту «общину». Zipperstein S. The Jews of Odessa: A Cultural History, 1794–1881. Stanford, Calif., 1986. P. 45–46, 56–64.

вернуться

100

Hofmeister A. Selbstorganisation und Bürgerlichkeit: Jüdisches Vereinswesen in Odessa um 1900. Göttingen, 2007. P. 71–174. Исследование Хофмейстера указывает, что нарастающая «самоорганизация» евреев и усиливающиеся трения с другими национальными группами естественным образом привели к тому, что Одесса сделалась одним из центров еврейского национализма и российского сионизма (Ibid. P. 175–225). См. также: Zipperstein S. Odessa // YIVO Encyclopedia of Jews in Eastern Europe. Vol. 2. New Haven, Conn., 2008. P. 1277–1282.

вернуться

101

Stern E. The Genius: Elijah of Vilna and the Making of Modern Judaism. New Haven, Conn., 2013. P. 139–140.

вернуться

102

Bartal I. From Corporation to Nation: Jewish Autonomy in Eastern Europe, 1772–1881 // Simon Dubnow Institute Yearbook. 2006. Vol. 5. P. 25–26. Согласно Барталу, секуляризм Дубнова помешал ему разглядеть ту роль, которую религиозные организации играли в сохранении еврейской автономии на территории австрийской Галиции и по всей Российской империи (Ibid. P. 27–28).

вернуться

103

Bartal I. From Corporation to Nation… P. 24–25.

вернуться

104

По мнению Ледерхендлера, «перераспределение общинных обязанностей породило новые стремящиеся к власти группы; поскольку существующие общинные институты оказались под угрозой, это стимулировало поиск новых форм деятельности, а поскольку государство перестало выступать гарантом структурной цельности общины, тем легче было обнаружить и использовать „волю народа“ в качестве основания для нового типа политического сообщества» (Road to Modern Jewish Politics. P. 155).