— Что такое… — сказал он, но слова вышли скомканно, а кровь все больше отливала от лица. — Чего бы-то вам вот меня? — все-таки выговорил он, и тут его глаза поплыли, будто он ищет смысл в том, что только что произнес.
— Не знаю, — себе под нос нараспев пробормотала Шейла. Потом сказала уже громче: — А не хотите посидеть с нами?
Он покачал головой. Его лицо из пепельного быстро становилось ярко красным.
— Н-нет. Мне надо дом-ма…
— Теперь за ним следили обе женщины. В углу Барбара ухмылялась еще гаже. Мужчина сказал:
— Я что-то себя как-то чу… — Он пытался подняться, но у него не получалось. Шейла взяла его под одну руку, Элеанор под другую, и они помогли ему. Барбара присоединилась.
В машине он вдруг хихикнул, и Барбара с Шейлой наперебой принялись целовать его в губы, а Элеанор в зеркало заднего вида наблюдала. Шейла расстегнула блузку и, вытащив из лифчика грудь, стала пихать к ней его голову, пока губы не уткнулись в сосок, и он, как будто бы, даже стал сосать. Она опять, как тогда в баре, нараспев себе под нос что-то забормотала, а Барбара щелкнула мужчину пальцем по мочке уха и отвернулась.
В номере он отключился напрочь, однако, раздев, они его все-таки привязали. Элеанор установила видеокамеру. Шейла обхватила его мягкий пенис пальцами и стала целовать.
— На меня смотри, — негромко сказала Элеанор, и тогда Шейла повернулась лицом к камере, изобразила улыбку и снова начала целовать пенис.
Барбара потискала в пальцах складки жира у него на животе, потом сильно укусила. Шейла теперь уже вовсю сосала пенис, и он начал расти.
— Вот. Видите? — похвалилась она.
— Он завтра будет говорить, что не хотел, но член-то знает лучше, прикинь?
Барбара запихала мужчине в рот свои трусы, в раздумье поглядела на его лицо, нахмурилась и вынула. Задрала юбку и, сев над ним на корточки, стала тереться вульвой и анусом о его неподвижные губы.
Его короткий, но толстый пенис полностью встал, Шейла, резко кивая, ртом наезжала на него и съезжала, и в такт тонко, требовательно поскуливала. Барбара с силой терлась о его лицо, а он начал ворочать головой из стороны в сторону, потом закашлялся.
— Вот зараза, — сказала она.
Шейла подняла голову и прошептала: — Ну-ка я на него сяду.
Сев верхом, она пропихнула пенис себе во влагалище, наклонилась и принялась дергаться вверх и вниз.
Элеанор оторвала одну руку от камеры и некоторое время трогала себя через юбку, потом спохватилась и перестала.
Барбара, наглядевшись, как Шейла ерзает на мужчине, проскребла всеми ногтями по его груди. Выступила кровь. Шейла начала громко стонать, но скоро перестала ерзать и сказала: — Фу ты, блин. — Приподнялась, посмотрела через плечо на него. — Боюсь, что он не сможет эт-самое… Давай, малыш, давай, ну для меня, для меня, — и снова задвигалась, на сей раз несколько быстрее.
Барбара опустилась снова, но не на лицо, а чуть в стороне и стала щекотать себя пальцем, то и дело шлепая его по носу. Когда он кончил, Шейла заулыбалась и высвободила пенис. Распрямилась и стала смотреть, как сперма вытекает из нее и капает ему на живот.
— Он кончил, — объявила она.
— Все сняла, — сказала Элеанор. — Каждую секундочку.
— Давайте что-нибудь засунем ему в зад, — сказала Барбара.
— Нет. Развяжем его и пошли.
— Ты на его лицо глянь, — сказала Шейла. — Все по-фиг. — Проведя двумя пальцами по луже спермы, она сунула их себе во влагалище.
Элеанор начала его развязывать, и вскоре Шейла встала и принялась собирать его одежду.
— Пошли, — сказала Шейла.
— Постой, — сказала Барбара. Встала над его лицом на колени и помочилась. Его закрытые глаза зажмурились крепче, голова повернулась набок.
— Зачем тебе это надо? — спросила Шейла. — Зачем ты каждый раз такие штуки выделываешь?
Барбара пожала плечами.
— А, не спрашивай, — сказала она. — Ты же не спрашиваешь, зачем вообще все это надо?
МУЖСКАЯ ШКОЛА
Когда меня поймали первый раз, мне было сказано, что если я пойду на спецзанятия, против меня не станут возбухать по всей букве закона. Идея в том, чтобы всех нас, застигнутых за приставанием, собрать вместе и заставить слушать бывших проституток, которые расскажут, какая паршивая была у них жизнь, когда они работали на панели, насколько это было для них опасно и насколько это опасно для нас. О ненависти к мужчинам у них тьма всяких историй, а одна сказала, что всегда держала под кроватью здоровенный нож и каждый раз предавалась фантазиям про то, как пырнет им мужчину, едва он начнет ее трахать. Сказала, что у нее была подружка с тем же задвигом, так та, в конце концов, и впрямь всадила пику мужику в зад.
— И, как вы думаете, куда тот парень пошел? — вопрошала она, подняв брови под самую свою плохо подстриженную челку. — В больницу? Чтобы сказать там: о-ё-ёй, меня проститутка только что ножом ткнула? А что потом он скажет жене?
Она выдержала драматическую паузу.
— Вы все окольцованные, так или нет? Что вы сегодня женам наболтали, вы сейчас где?
Мне-то как раз не надо оправдываться ни перед кем. Я не такой, как эти обормоты, что порезвятся и — домой, пока жена добрая. Мне самый кайф именно так мочалку оприходовать. Люблю, чтобы дал ей полета баксов, она сразу рачком, и делай с ней, что вздумается. Этим я здорово отличался от собравшихся.
В общем, они нам пели всякое занудство, вроде фигни про тех парней, которым за лишнюю двадцатку давали без резинки, а одна даже сказала, что умирает от СПИДа. На умирающую она мало смахивала. То есть они, конечно, все смахивали на умирающих, но не от СПИДа или чего-то в этом роде. В общем, я не очень вслушивался. Скука смертная, а я еще и с бодуна. Все эти соски в завязке — потолстевшие, плохо подстриженные и в костюмах из «Кей-Марта» — отвращали меня по-страшному, но не тем, какой ужас трахать их за деньги. Скорее, тем, что они нынче делают, чтобы не вышибли с квартиры.
Но, между прочим, та, что была у них за главную — ее Кей звали, — совсем другая была птичка-соловей. Все то, отчего они становятся такими страшными и задроченными, на ней покуда не сказалось. Взгляд побитой собаки еще не появился, накрашена будь здоров как, юбка выше колен, и даже вырез платья до самой ложбинки. Подытожив, что сказали другие телки, она посмотрела на всех нас по очереди, и когда дошла до меня, прятать глаза я не стал. Подумалось: «Господи, вот бы ее трахнуть!» Я понимал: это не так-то просто, ни полсотней, ни даже сотней баксов тут не обойдешься, но так же не бывает, чтобы совсем глухо. А то, что трудно, — так ведь от этого еще интереснее!
Говорильня закончилась, все пошли по своим делам, но я у выхода подзадержался, ждал, пока выйдет она.
— Кей? — говорю.
Смотрит, но как-то безрадостно. Ей, понимаешь ли, не до нас. А уже сумерки, она стоит, вся крутизна с нее слетела, на вид усталая, но все равно сексуальная.
— Да?
— Я бы еще про это послушал. Как вы насчет, скажем, кофе?
Вздохнула, повела плечиком. Такая же истомленная, как они все.
— Пойдемте, — сказал я. — Еще ведь рано. Мне это очень было бы полезно.
— Что ж, ладно.
Уговор был про кофе, но в результате мы оказались в баре и почти что в центре города. Самое смешное, что шлюхи шастали оттуда в двух кварталах — сиськи и попки шариками, длинные ножки и минимум тряпок. Без комплексов и мокрые заранее.
Но я мог думать только о ней. А она жевала все ту же жвачку, несмотря на то что мы взяли выпивку. Сказала, что у нее жизнь налаживается, три раза в неделю она ходит в колледж, устроилась в эту спецшколу координатором программы, квартиру теперь снимает ближе к воде, держит кошку, три года уже не кололась и пьет только в компании. Но как-то у нее слишком уж складно выходило. Я притворялся, что слушаю, а сам смотрел на ее шею и губы и думал о том, что она за деньги глотала сперму. Тут я заметил, что одна пуговка у нее расстегнулась и верхние своды грудей виднеются в полный рост.