Владелец спит. Он видит баржу, вроде Ноева ковчега, а к ней из леса тянется процессия зверей. Хороший сон. Но нет, деревья-то сухие, а в русле вместо воды вонючий туман. Солнце палит, и на дождь никакой надежды. Животные в ковчеге подымают вой.
Ночь за ночью сторож вламывается, и все сызнова. Жжет, калечит, убивает. Сеет боль, кровь и смерть. Это еще до того, как он узнал о существовании шимпанзе. Он и до рыбок не сразу добрался. И вот однажды ночью останавливается у аквариума с невидимыми рыбками. Где они?
Светит фонариком — то ли есть там кто, то ли нет. Закатывает рукав и сует руку по локоть в воду.
Шимпанзе прячет голову в ладони.
Сторож шарит: и так рукой пройдется, и сяк, просеивает камешки между пальцев. Ищет, ищет, но ничего, на ощупь напоминающего рыбу, в руку не попадает.
Надо резче, чтобы этак неожиданно… хвать!
Разочарование охватывает как приступ боли. Он дергает аквариум за углы, стаскивает его с полки — и об пол вдребезги. Сторожу кажется, что он видит, как, поблескивая в тонкой пленке растекшейся по полу воды, бьются и задыхаются маленькие рыбки.
— Вы у меня попляшете, — бормочет он.
Тут он поворачивается и видит испуганного шимпанзе, это неожиданность: шимпанзе настолько отличается от прочей живности в лавке, что сторожу становится любопытно и он просовывает палец сквозь сетку.
— Эй, малый! — говорит он.
А шимпанзе проделывает то, чего прежде не мог бы и вообразить. Кусает, да еще и сильно, чуть не до кости.
— А, ч-черт! — вырывается у сторожа, и он отдергивает руку. — Ну, я тебе еще покажу!
Утром Регги (который менеджер) в ситуации разобрался. И говорит Владельцу:
— Этот чертов шимпанзе вылезает и разгуливает. Кто же еще мог грохнуть аквариум? Смотрите, суешь палец вот сюда, и можно запросто отпереть клетку. Мерзавец.
Ну вот, теперь и до Владельца дошло: оказывается, это шимпанзе тут разгуливает и мучит животных, после чего в лавке запах пыточной камеры, это он развалил бизнес и загубил все то хорошее, что у них было.
— Ах ты, гад какой, — говорит Владелец, скрипя зубами от злости, боли и удивления.
— Давайте убьем его.
— Но как? Ружья у меня нет. У тебя есть?
— Нет, — говорит Регги. — Я придумал, надо только закрытия дождаться. Сюда его затащим. У вас есть что-нибудь тяжелое, чем ударить? Типа ломика, монтировки…
— А, ну да, — говорит Владелец. — Конечно, в машине.
— Вот, принесите. И убьем его. Владелец на миг задумывается. Потом говорит:
— Что поделаешь, заслужил.
Когда его трогают эти двое, шимпанзе нравится, хотя он и нервничает. Чтобы они мучили животных, — нет, такого он не видел никогда. Должно быть, они решили поместить его туда, куда сторожу хода нет. Но как ни пытается он смотреть на них как на спасителей, знает, что это едва ли правда.
Они ему обматывают голову тряпкой, так что он не может толком открыть рот. Регги поднимает его, предварительно надев кожаные перчатки.
Он обнимает руками Регги за шею — просто потому что не придумал, куда еще их можно деть.
— Ты осторожнее! — говорит Владелец. Лицо шимпанзе представляется ему отвратительным и злобным. — И не смотри на меня так, гаденыш мерзкий.
Шимпанзе что-то коротко вякает, сам не зная, что хочет этим сказать.
— Заткнись, — говорит ему Владелец.
В подсобке шимпанзе ставят на железный стол. Он присаживается на зад и смотрит на них снизу вверх. Они берутся за монтировки.
— И что, вот прямо так взять и ударить? — спрашивает Владелец, чувствуя холод в кишках.
— Так ведь — придется.
Шимпанзе переводит взгляд с одного лица на другое. Смотрит на тяжелые металлические предметы в их руках и понимает. Локтями загораживает голову и горбится. Сперва они бьют по чем попало, ломая ему руки и ребра. Он падает со стола, пытается вскочить. Но уже сломана кость ноги. Раскалывается голова. Вываливаются мозги, и он перестает думать.
Регги увозит его в лес и хоронит.
А Владельцу продолжают сниться кошмары про гниющие трупы и ковчег в пустыне.
Прокушенный палец сторож обработал плохо. Прошла неделя, рука распухла, надулась гноем и скверно пахнет. Раненое место позеленело, вокруг начала отслаиваться кожа. Он не встает с кровати и ему снятся лихорадочные сны. Рука надулась ядом, скрючилась и отмерла. Иногда он просыпается от ощущения, что у него вдоль руки и на плече все тело в трещинах. Пытается стряхнуть с себя вонь и боль, но обнаруживает, что не способен шевельнуться. Хочет пить, хочет, чтобы пришли, спасли его, но знает: ничего этого не будет.
РЫБА
Я шел под прикрытием скальной стены, которая отделяла меня от океана. Не думаю, чтобы у меня была какая-то цель. Возможно, мне казалось, что я могу так идти вечно. Было облачно и прохладно. Перед этим всю ночь бушевала буря, вскоре опять пошел дождь. На песке я заметил широкий след. Местами на нем виднелись следы крови и чешуя, как будто по песку тащили огромную рыбину. Кое-где рядом попадались отпечатки рук, тоже выпачканные кровью.
Я пошел по следу и в конце концов наткнулся на русалку. Она скребла пальцами скальную стену, искала, за что ухватиться. Ее покрытый серой чешуей хвост (длиной что-нибудь около трех футов) оканчивался раздвоенным рыбьим плавником и был, казалось, так тяжел для нее, что по мягкому песку она его еле тащила. Выгоревшие на солнце волосы были длинными и спутанными. Торсом она прижималась к отвесной скале, тщетно пытаясь на нее взобраться. На темных от загара плечах и спине бугрились напрягшиеся мышцы, кожа пестрела белыми полосками шрамов. Она приобернулась, и я увидел на лбу у нее глубокую рану со следами крови, засохшей на лице и на шее. Глаза у нее были зеленые. Я знал когда-то одну женщину с такими зелеными глазами.
Я посмотрел назад. Увидел отпечатки своих ног, косо пересекающие след, который она оставила, пока ползла вдоль обращенной прочь от океана стороны скального хребта.
И снова я посмотрел на русалку. Весь ее торс содрогнулся, когда она обессиленно упала на песок. Спустя мгновение приподнялась на локтях. Потом замерла, как животное, почуявшее опасность. Повернула лицо ко мне. Ее рот открылся, но никаких звуков она не издавала.
Я пошел к ней. Она опять вцепилась в скалу. В теснине среди мокрых скал стоял тяжелый запах. Руки и лицо у нее дрожали. Когда я приблизился, она всем телом развернулась, оказавшись спиной к скале. И зашипела на меня, прямо как кошка, а потом сделалась совершенно неподвижна.
Я коснулся ее хвоста; он был твердым и сухим. Она не двигалась, но ее бледные губы раскрылись и обнажили тусклые мелкие зубы, среди них несколько сломанных. Ее подбородок вскинулся вверх, отчего под кожей шеи выступили тонкие сплетения связок. Небольшие груди с крошечными сосками мягко свешивались. У меня возник позыв протянуть к ним руку, но я сдержался.
Кончик ее хвоста поднимался и медленно опадал. На нем я заметил несколько разрывов. Надорванные места имели вид плотной мясистой ткани, кровь проступала лишь поверхностно, из-под кожи. Когда я понял, что она собирается с силами, чтобы мощь всего тела вложить в сопротивление, бросился вперед.
Мы начали бороться. Она била меня кулаками и локтями, пыталась ударить головой. Потом попробовала пустить в ход зубы. Она не причиняла мне боли, и у меня в сознании не возникало никаких мыслей. Постепенно я усмирил ее. Она лежала подо мной и тяжело дышала. Я взвалил ее на плечо, стиснув так сильно, что у нее перехватило дыхание, и она не могла шевельнуться. Балансируя и подтягиваясь свободной рукой, полез на скальную стену. Несколько раз она попыталась вырваться, но не хватило сил. Я испугался, не свалиться бы обратно, чуть не уронил ее, но все же мы взошли на зазубренный каменный гребень. Перевалив через него, я снял ее с плеча и, придерживая за руки, стал опускать наземь. Под конец я не совладал с тяжестью, рука соскользнула, и она упала.