– Условия проживания у нас скромные, – предупредила ее дама, представившаяся управляющей. Тамара Валентиновна машинально отметила, что у нее малокровие. Надо попить железосодержащие препараты, а лучше колоть внутримышечно. Но совет давать не спешила, сначала надо осмотреться.
Вслед за малокровной дамой она поднялась на второй этаж. Время было позднее, что подтвердила и управляющая:
– Ужин вы пропустили. Но вам его принесут в комнату.
– Спасибо, я не голодна.
– Таковы правила, – равнодушно сказала бледная дама. Тамара Валентиновна вновь подумала о том, что управляющей не мешало бы пролечиться. Налицо упадок сил.
– Прошу, – открыли перед ней одну из дверей.
Комната и впрямь была скромной, но в ней имелось все необходимое. Телевизора не оказалось, чему Тамара Валентиновна несказанно обрадовалась. Она давно уже пыталась его не смотреть, потому что качество фильмов и сериалов упало настолько, что стало казаться, будто их снимают исключительно для олигофренов. Но человек раб привычки, и рука упрямо тянулась к пульту, когда Тамара Валентиновна приходила вечером с работы. За неимением лучшего приходилось смотреть ужасное. И она чувствовала, что поневоле глупеет, что это уже кажется нормальным: говорящие головы на экране, сюжет, над которым не напрягались сценаристы и теперь так же не напрягался зритель, долгие рекламные паузы, где те же люди, что и в сериалах, уговаривали купить то-то и то-то. А сил бороться с привычкой не было. Не тот возраст. И потом: одиночество. Самая большая зрительская аудитория как раз такие, как она, женщины в возрасте хорошо за тридцать, одинокие по разным причинам, дети ли выросли, семейная жизнь не сложилась, еще и карьера не удалась. Их, наверное, квалифицируют как неудачниц и постоянно напоминают о том, что в сорок лет жизнь только начинается, и рассказывают, как именно она начинается. Но эти сказки уже раздражают.
– Располагайтесь, отдыхайте.
Что ж. Вполне сносно.
Перед тем как лечь спать, Тамара Валентиновна внимательно изучила все, что находилось в комнате. Решетка на окне ее, признаться, удивила. Она опять подумала о том, что особняк еще не успели перестроить. Но следов ремонта нигде не видно. Хотя… Зима же. Строительные леса появятся с наступлением тепла, даст бог, она это увидит. Ей уже хотелось здесь остаться. Места уж больно красивые.
Напомнил о себе возраст. Пятьдесят восемь. Давно хочется иметь дачу, но сын взял ипотеку и купил квартиру. Они не думают о родителях. Вот в чем все дело. Только о себе.
Тамара Валентиновна с трудом преодолела глухую тоску. Забыть о даче. По крайней мере, на время. У нее есть семья, есть сын, обожаемый Игорек. Все хорошо. Завтра утром ей предстоит встреча с хозяевами, поэтому она немного волновалась. Но уснула быстро, тишина была умиротворяющей. В Москве у нее очень беспокойные соседи, Тамара Валентиновна даже ходила по этому поводу к участковому.
Теперь все это осталось позади. И участковый, и соседи. И Игорек с Юлей. Она крепко спала.
Палата № 5: заселение
Что-то подобное она и ожидала увидеть. Здание бывшей психиатрической больницы, причем закрытого типа. Потому что контингент здесь раньше находился особый, в основном убийцы или покушавшиеся на убийство, а еще насильники, извращенцы. За пациентами велось круглосуточное наблюдение, и традиция, похоже, сохранилась, Софья Львовна заметила видеокамеры при въезде на территорию: на воротах, на заборе, по всему его периметру, и в доме, когда вошла в холл. Ее это не удивило. Профессор Ройзен собирается поставить сложный психологический эксперимент. Все должно быть под постоянным контролем.
– Проходите, вас ждут, – сказала ей ассистентка профессора, представившаяся Магдаленой Карловной.
Софья Львовна узнала ее голос. Именно эта дама звонила ей по телефону, приглашая на собеседование. «Разве не я буду здесь главной? – с удивлением подумала Софья Львовна. Она имела в виду младший медперсонал. – Этот момент надо бы прояснить».
Марк Захарович встретил ее в рабочем кабинете на первом этаже. Софья Львовна слегка волновалась. Профессор был одет по-домашнему, всячески намекая на то, что встреча неофициальная. Время и в самом деле позднее. На столе горела лампа под зеленым абажуром, верхний свет был выключен. Ройзен смотрел на нее, улыбаясь:
– Проходите, садитесь.
Она села напротив, на этот раз не на самый краешек, поглубже, тем более что кресло оказалось очень удобным. Взгляд уперся в высокий лоб профессора с глубокой вертикальной складкой. Нет, он уже не молод и, похоже, много страдал. Софья Львовна выяснила, что они с Ройзеном почти ровесники. Ему сорок семь, как написано в его краткой биографии. Подробной нигде нет, лишь общие сведения.