Штрафной стакан пил стоя, пил мучаясь. Дыханья не хватало, но Гаврила Афанасьевич терпел: люди смотрят.
Выпил, крякнул, вытер рот рукавом синей форменной куртки, наливаясь благодарностью ко всем, заговорил:
— Так вот, люди почтенные, выехал я, значит, с кордона, проехал свой обход, гляжу — лодка с нашей стороны шпарит. Думаю, отсеку ему путь, погляжу, кто такой. А он, змей, на «Вихре». Я со своей тарахтелкой разве угонюсь? Ушел.
— В какую сторону? — как бы между прочим поинтересовался Глухов, цепляя на вилку ломтик маринованного огурца.
— К Щучьему.
— Не Клубков? — задумался Матвей.
— Не знаю, Матвей Матвеич, — нараспев начал Кугушев, глядя, однако, на директора. — А только мне обидно стало. Ведь кто я? Охранник государственного зверя и леса, а мотор у меня — тьфу!
Гости хмуро молчали. У всех наболело: в заповеднике ни моторов хороших, ни бензина, но не ко времени разговор, не для веселого часа. Кончится праздник, тогда вспоминай свои беды. А пока хочется отвлечься.
— Будут у нас и моторы хорошие, и бензин, — негромко заговорил директор. — Все будет… Со временем.
— А браконьер — змей, — прослезился вдруг Гаврила Афанасьевич. — Он ить не ждет, он шастает.
— Дошастается, — уронил Иван.
Кугушев сел, наконец, стал есть винегрет. И тут Артема будто кто за язык потянул.
— Гаврила Афанасьевич, — сказал он громко. — Я у вас на солонце волчьи следы видел.
Все замолчали. Кугушев перестал жевать, тупо уставился на Артема. Спросил удивленно:
— Когда ты у меня был?
— Я его посылал тропу проверить, — торопливо проговорил Глухов, тяжело глядя на помощника лесничего.
— И что, волчьи следы?
— Волчьи! — с жаром начал Артем, не видя злого директорского взгляда и недоумевающего — Ивана. — Крупный такой след и длинный. Впереди два когтя.
— Только этого еще не хватало, — нахмурился Дмитрий Иванович. — Волков развели.
— Че брешешь! — лесник неприязненно покосился на Артема. — Откель они там, волки? Собачьи, поди, следы… Мой кобелишка наследил, а он со страху — волки.
— Слушай, Гаврила Афанасьевич, — строго посмотрел на него Иван. — Штрафовать тебя надо! Приказ забыл? Все собаки должны быть привязаны.
— Да он смиреный, — жалобно оправдывался Кугушев, каясь, что с собакой дал маху.
— Смиреный, пока сытый, — мрачно уточнил Матвей. — А с волками так: завтра же иди и выслеживай, — постучал пальцем по столу. — Я потом людей подошлю, перестреляют.
— Схожу, Матвей Матвеич, — заторопился лесник. — Завтра же пойду. А людей мне зачем? Волков я не бивал, че ли?
— Кобеля я у тебя в последний раз что-то не видел, — не отставал Иван. — Или он у тебя в то время тайговал?
Совсем бы туго пришлось старику, да в дверях вдруг появился Ларион. Стоит, покачивается, за косяк держится.
— Они тут выпивают, а я имя свет гони, да?
— Ты чего трактор бросил? — спросил Матвей.
— А я не бросил, он работает. Огонек-то, вишь, светит, — нетвердой рукой показал на горящую лампочку под потолком.
— Ох, Зуев… — покачал головой директор.
— А че, Зуев не человек? У всех праздник, а я…
— Пьян ить. Нехорошо, — наставительно сказал Гаврила Афанасьевич, поглядывая опять же на Глухова, словно тот должен оценить его рассудительность.
— А ты меня поил?
— А то нет, змей. Вспомни-ка.
За столом рассмеялись, припомнив недавнюю историю.
Купил Кугушев в Ключах четыре мешка пшеничной муки. От магазина до припаромка уговорил подвезти случайного шофера. Сел на мешки возле берега, стал ждать, не подвернется ли попутный катер. Долго ждал. Как назло — никого нет. Рейсовый теплоходик ушел час назад, леспромхозовский — где-то в верховьях. Чистое озеро, ни одного суденышка не увидишь.
Надежду было потерял, да из-за райпотребсоюзовских барж вывернулся «Дозор» и — к припаромку. Обрадовался Гаврила Афанасьевич, но, как оказалось, раньше времени. Метра два «Дозор» до берега не дошел, застопорил мотор. «Ты чего?» — закричал Кугушев маячившему у штурвала Лариону. А моторист вышел из рубки на палубу, в воду смотрит, в затылке чешет: «Не могу ближе. Тут камни». — «Да откель там камни? Сроду все причаливают!» — «У меня осадка большая, только заправился. Если бутылку посулишь, рискну». — «Шут с ей», — плюнул Кугушев.
Причалил Ларион, камни не помешали. Трап сбросил. Да так, что по нему и без мешка не поднимешься: круто, косо. Покряхтел лесник, попробовал — страшно, того и гляди, в воду загремишь.
«Ты бы подсобил, Ларион». — «За пару мешков — бутылка. Сам перетаскаю».
Делать нечего. Согласился. И пока Ларион таскал мешки, сбегал в магазин, взял две бутылки мотористу, одну себе — с горя.