— Как получилось?
— На учет зверя плавали в дальний конец. Плыли назад — северянка началась. Лесники говорят, давайте пристанем к берегу, переждем. Они к берегу повернули, а Володька не захотел. Ко мне торопился.
— Ты — хорошая…
— Почему? — смотрела на него, и Артем улавливал теплоту ее дыханья. Неожиданно для самого себя поцеловал ее в теплую, высветленную луной щеку.
— Не надо. Володя увидит — рассердится.
Она странно улыбалась, а может, так Артему показалось. Ночью все странно. Поднялась. Вылезла из лодки. Огладила юбку.
— Только, знаешь… не провожай меня. Ладно?
— Как хочешь, — пожал плечами Артем и услышал мягкий шелест песка под ее быстрыми шагами. Долго смотрел в плотную тьму деревьев и домов, куда ушла Рита. Ждал, когда засветится ее окно. Но оно не засветилось, потому что давно заглох трактор.
11
Народу возле клуба собралось много. Тут и обходчики, живущие в Полуденном, и лесники с кордонов, и рабочие с пилорамы — все тут. Дымили махоркой, в который раз перечитывали объявление о производственном собрании, неделю висящее на дверях, весело, возбужденно переговаривались.
Собрания мужики любили. И полуденские, и те, что издалека, приходили, приезжали, приплывали на собрание, как на праздник, одевшись во все новое. Не бывало, чтобы кто-то опоздал или вовсе не явился без всякой причины. Ведь на собрании можно услышать последние новости, поговорить о своих нуждах, которых всегда предостаточно, послушать других да и вообще посидеть всем вместе. Не так уж часто они видятся друг с другом. Лесники с кордонов, те и подавно рады случаю лишний день побыть в Полуденном, каком ни есть, а центре. Их, живущих круглый год в отдалении, как никого другого, тянет к людям.
Здесь же, в весело гудящей толпе, и Гаврила Афанасьевич. Лесная эмблема на фуражке начищена золой и горит огнем. Редко надеванный темно-синий плащ с ясными, начищенными же пуговицами, шуршит на нем, лицо старика светится радостью. Пристал с каким-то разговором к Ивану. Тот улыбается, но глаза озабочены. На кедровом питомнике коровы повалили забор из трухлявых жердей, изломали несколько саженцев, истоптали всходы — глядеть было больно. Он эти саженцы на горбу из тайги таскал вместе с землей, чтобы корни не высохли, а коровы их единым махом, хоть плачь. Тихон помог поправить забор, да надолго ли хватит. Если бы жерди были новые, но где их возьмешь. Их надо просить у Глухова, а он все тянет.
Стоял Иван с Кугушевым, слушал, что тот говорил, но слова лесника проходили мимо, душой Иван был там, на своем участке, и в глазах стояли сломанные стволики.
Появился Матвей, тоже озабоченный.
— Кончайте курить, давайте в зал, — говорил главный лесничий и подталкивал рабочих к дверям.
Мужики с готовностью потянулись в зал, но сесть норовили подальше от крохотной сцены со столом, накрытым красным. Устраивались на последних скамейках, в углах, где сумрачнее, а значит, поспокойнее. Шибко на виду быть стеснялись.
Артем тоже сел на последнюю скамейку, рядом с Анисимом, одетым в синюю косоворотку. По соседству с ними вертел кудлатой головой Ларион. Вид благостный, под хмельком уж. Подмигивал соседям, щерился — все ему нипочем.
В первом ряду устроился только Гаврила Афанасьевич. Рассудив, что оттуда и виднее, и слышнее. Мужики подсмеивались:
— Ты бы сразу в президиум!
Гаврила Афанасьевич оборачивался, шутливо грозил им пальцем и покидать своего места не думал.
Разговоры и смешки смолкли. К столу президиума шли Глухов, Матвей, Трофимыч, который на всех собраниях вел протоколы. Сели за стол, о чем-то посовещались между собой, и тогда поднялся Дмитрий Иванович.
— Так вот, товарищи, к чему наша безалаберность приводит, — Дмитрий Иванович помолчал, укоризненно оглядывая зал. — Могу порадовать: Зуев угробил трактор. Теперь будем сидеть без света.
— Как угробил? — спросили из задних рядов.
— Вечером напился, уснул. А в двигателе, оказывается, протекал масляный радиатор. И вот результат: полетели подшипники. Так, Матвей Матвеевич?
— Так, — качнул головой главный лесничий.
— Угробить трактор, оставить все село без света! Ведь это же вредительство! — продолжал Глухов, — Что теперь прикажете делать? Один пьет в рабочее время, другой по три дня на работу не ходит. Вот Спирин… Его на день в Ключи отпустили, а он три дня там пропадал.
— Тут другое, Дмитрий Иванович, — сказал Матвей. — Он за красками отпрашивался, а в Ключах их не оказалось. Полетел в город. Подвела погода.
— Краски красками, а обход три дня без надзора.