Постановления суда по поводу дела Хайдена были короткими и на первый взгляд не содержали ничего интересного. Сухим юридическим языком они констатировали, что 2 декабря 1979 года без вести пропала мать Генри, Шарлотта Хайден, урожденная Бунткнопф. Так как никто не заявлял об ее исчезновении, то никто и не стал ее искать. В следующем абзаце речь шла о смерти налогового инспектора Мартина Э. Хайдена, который поздним вечером того же дня, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, упал с лестницы и получил смертельную травму. Связь между этими двумя событиями установлена не была, об убийстве речи не шло. Определенно эта трагедия, сама по себе достаточно загадочная и ужасная, могла сломать психику девятилетнего мальчика – сделать его гением, преступником или на всю жизнь лишить дара речи.
О местонахождении ребенка, Генри Хайдена, было сказано лишь вскользь. Определение его в то или иное учреждение было выделено в отдельное производство. Так как никто, по-видимому, не рассчитывал, что мать найдется, мальчика официально объявили сиротой и постановили отправить в сиротский приют.
Генри лгал и тогда. Не было никакого катастрофического кораблекрушения, в котором утонули все, кроме него. Его отец был не охотником на крупного зверя, а всего лишь налоговым инспектором, занимавшимся взиманием налогов на собак. Маленький Генри не был единственным спасенным пассажиром судна, утонувшего в ледяных водах Северного моря. Он просто остался один. К тому же он страдал недержанием мочи, был патологическим лжецом и непредсказуемым психопатом.
Фаш вспомнил, как впервые встретился с Генри – это случилось тридцать лет назад в католическом сиротском приюте Святой Ренаты. Генри тогда исполнилось почти одиннадцать лет, и его нельзя было назвать милым ребенком. Вполне возможно, конечно, что жизненная карьера психопата начинается с какого-то трагического события, но нередко таким событием становится само его появление на свет. Зло является в мир в невинном обличье. Оно растет, обретает образ и играючи принимается за свою работу. За плечами Генри было уже много испытаний – он успел сбежать из нескольких приютов, но никогда об этом не рассказывал. Каждый предыдущий день он оставлял позади без раскаяния и сожаления.
Когда Генри появился в приюте Святой Ренаты, он был рано созревшим сильным парнем с пушком на верхней губе. Он был спортивен, постоянно весел и имел в повадке что-то кошачье. Он любил совершать мелкие проказы, чаще за чужой счет, но при этом всегда проказничал не без лоска и шарма. Генри больше, чем его ровесники, пользовался успехом у девочек, лучше всех умел ладить с авторитетами и отличался в борьбе за лучшие порции. Собственно, он всегда их и получал. Он, как взрослый циник, буквально излучал равнодушие, что делало его страшным и сильным в бесчувственности. Как в классе, так и в отношениях с воспитателями он всегда добивался льгот и преимуществ. При этом действовал настолько искусно, что мало кто чувствовал себя ограбленным.
Особым его талантом было умение перенимать у других самое лучшее и этим добиваться похвал и привилегий. Предпосылка уважения к людям – совесть, но Генри не обладал ни тем, ни другим. Он хорошо чувствовал боль, но не испытывал страха перед наказаниями, считая это слабостью. Генри был окружен панцирем, незаметным для посторонних глаз, но непробиваемым.
В учебе у Генри не было соперников в умении списывать. Но, списывая, он проявлял небрежность и делал ошибки. Это своеобразное высокомерие говорило о том, что для него главным был сам процесс воровства, и добыча теряла ценность, попадая к нему в руки. Если его хватали за руку, он всегда находил тех, на кого можно было свалить вину. Никто не отваживался доносить на него учителям и воспитателям, ибо Генри был мстителен, и никому никогда не удавалось избегнуть расплаты за донос. Негласный девиз мщения Генри был прост: Ты не знаешь, когда. Сама недосказанность уже была угрозой, ранившей жертву, как отравленная стрела. Как раз в то время Гисберт читал поэму о Беовульфе, где говорилось о Гренделе, этом ненасытном чудовище, которое приходило по ночам к своим жертвам, утаскивало их в пещеру под болотом и там пожирало. Генри был вылитой копией этого чудовища. Никто не знал, когда оно придет, ясно было только одно – этот приход будет ужасным.
Пребывание Генри в приюте Святой Ренаты продолжалось один год и три месяца. Потом в один из зимних дней Генри исчез, прихватив с собой кассу директора приюта. Никто не знал, куда он сбежал и почему. Собственно, никто этим и не интересовался. Для приюта бегство Генри стало настоящим праздником. У Гисберта в ушах до сих пор стояло ликование в длинных коридорах приюта. Сестры, кажется, тоже не испытывали ничего, кроме облегчения. Со слов привратника стало известно, что Генри выбил стекло в маленьком окошке в котельной и выполз через него на улицу. Кровь на осколках стекла говорила о нешуточных порезах. Гисберт подозревал, что Генри должен был утащить кого-нибудь с собой, но все были на месте. Все ждали его возвращения, но никто не стал его искать. Насколько помнил Гисберт, руководство приюта не известило об исчезновении воспитанника ни полицию, ни магистрат. Все хотели выждать: вдруг он не вернется? Ночью мальчики в спальне не смыкали глаз, прислушиваясь и ожидая появления Генри. Он не возвратился. Грендель вернулся к своей гнусной матери, провалившись в ее бездонный колодец.