— В самом деле на то воскресенье свадьба? — удивляется Григорий Стратонович.
— В самом деле, — девушка наклонилась еще ниже, приложила руку к сердцу и напевно сказала: — Мама просили и я вас прошу на свадьбу.
— Спасибо, спасибо, голубка, — растроганно посмотрел на девушку учитель. — И хорош твой милый?
Молодая опустила ресницы и сквозь них уверенно взглянула вдаль.
— Лучший в мире.
— У него тоже ресницы как ветрянки! — засмеялся Марко.
— Такое вы скажете, — улыбнулась молодая и царевной пошла к машине.
Побратимы выскакивают на кузов, и грузовик мчит их в чистые глубины вечера, в которых только что родилась вечерняя звезда.
— Ты любишь вечернюю зарю? — спрашивает Григорий Стратонович.
— И вечернюю, и предрассветную…
— Я часто ее вспоминал в тюрьме… Там нашел на стене и твою свечку.
— Неужели годы не стерли ее?
— Нет. Очевидно, кто-то еще глубже вычеканил этот рисунок… Как это правильно: и сгорая, человек должен светить людям! Спасибо тебе.
— Не меня, Григорий, надо благодарить, — задумчиво сказал Марко, — а только свою родную землю, своих добрых людей. Для них и с ними живем…
Крылья осенней дубравы охватили друзей, отряхивая тьму и унылый шелест. Марко постучал в окошко, и машина остановилась.
— Ты чего? — изумленно спросил Григорий.
— Пройдемся немного лесом. Ты любишь, когда под ногами шелестит листва?
— Очень.
— Я тоже. И люблю, когда в такую пору пахнет опятами. Уродило их в этом году! Хочешь, сейчас найдем?
— В темноте?
— В темноте.
Марко отходит от дороги, нагибается, шуршит руками в листве, вместе с тем пахнущей и хмелем, и дымом.
— Еще гадюку схватишь…
— Время гадюк уже проходит… Теперь наступает пора чистой красоты и больших звезд.
— Как ты хорошо сказал! — пораженно остановился Григорий, думая о своем. — Этот образ я использую в своей книге: наступает пора чистой красоты и больших звезд. Разрешаешь?
— Нет, не надо так, потому что некоторые рецензенты скажут, что это красивость. А ты любишь время больших звезд?
— Люблю. И тебя тоже.
— Чудо! — чмыхнул Марко и радостно воскликнул: — Вот и нашел! На трухлявом пне выросли! — он протягивает Григорию трогательное, плотно сжатое семейство опенок, их ножки были закутаны мхами, на шероховатых головках отдыхала роса.
— Жизнь! — Григорий любуется живым комочком природы и снова вспоминает детей и Екатерину.
С дуба, выстукивая по ветвям, опадает запоздалый желудь, бьется о корневище и падает у ног Марка. Он поднимает это лоснящееся прохладное тельце, веточкой выдавливает дырочку и сажает в землю, пахнущую молодым, бродящим вином. На небе все увеличивается количество звезд, гуще становится дубрава, а Галина уже кажется не просто девушкой, а волшебницей.
«Как чудесно жить на свете! — читает Григорий в глазах Марка. — И это в самом деле так, дорогой человек…»
Поздно вечером они подъезжают к землянке Григория Стратоновича. Машина идет на колхозный двор, а Марко провожает Григория до самых дверей землянки. Здесь побратимы снова обнимаются.
— Может, зайдешь? — тихо спрашивает Григорий Стратонович.
— Не буду колотить детей ночью, — тоже шепотом отвечает Марко, на душе его становится тоскливо: а что, если Степанида до сих пор ждет брата, и… может, его?
— Так завтра утром приходи.
— Прибреду… Будь здоров, брат. Пусть во всем, во всем тебе сопутствует удача.
Григорий накрест обнимает Марка и, задыхаясь от волнения, от радости и сладкого щемления, как лунатик, на цыпочках входит в землянку. Возле стола, склонив голову на руки, спит Степанида, на плечах ее полотняной рубашки темнеют вышитые цветы. Сквозь сон вздохнула Екатерина. Григорий взялся рукой за сердце, и по его лицу расплывается добрая и смущенная улыбка. Он осторожно идет к постели и вдруг замирает возле краешка стола: Екатерина зашевелилась, застонала и сквозь сон грудным слабым голосом произнесла только два слова:
— Григорий, дорогой…
И это была его самая счастливая минута за последние годы. На голос Екатерины схватилась Степанида, она сначала перепугалась, отступила назад, а дальше надрывно вскрикнула:
— Григорий, брат!
— Что, сестра?..
— Вернулся? — вместе с тем плачет и смеется ее душа.
— Вернулся.
— С Марком Трофимовичем?
— С Марком.
— А где же он?
— Наверное, домой пошел.
— Чего же ты не пригласил?..
Их голоса разбудили Екатерину.
— Григорий! — клекотом, болью и радостью отозвался ее голос, темной волной встрепенулись, зашуршали косы, и она падает в объятия мужа и руками, лицом проверяет, он ли это.