Тихо-тихо шумят-перешептываются осокори, а между ними комьями битого кирпича, седого недозрелого гранита и мерзлой остекленевшей грязи лежит то, что называлось школой. Неужели те уроды, которые высаживали в воздух это здание, тоже когда-то в свою школу ходили? И к человеческой ли мудрости приникали они, или к какой-то грязи?
Марко поднимает кусок ноздреватого седого камня, которому не хватило еще нескольких тысяч лет, чтобы заиграть синим бликом. И этот обломок гонит по его руке тихий печальный трепет, переполняет им все тело, перелистывает прошлые дни. Значит, и камень имеет силу всколыхнуть и детство, и юность и напомнить сегодняшние слова матери. У человека с годами седеют глаза, а холодный седой камень через тысячи лет впитает в себя теплое синецветье. Не мудрствование ли?
Марко бережно роняет частицу бывшего фундамента, поворачивается и замечает, что возле осокоря, растущего у бывшего торца школы, зашевелилась невысокая женская фигура. Вот она замерла и что-то по-птичьи пугливое и по-женски растерянное, беспомощное чувствуется в ее тонком абрисе. Что в такой поздний час здесь делать женщине или девушке? Одеждой горожанку напоминает, а платок по-крестьянски завязала. Марко видит, что неизвестная собирается впопыхах уйти от руин, и он быстрее шкандыбает вперед.
— Кто ты, добрая женщина? — останавливается недалеко от торцевого осокоря и пристально вглядывается в наглухо задернутое лицо неизвестной. Только глаза глянули на него, и по ним он догадывается, что лицо женщины должно быть красивым. Настороженность, неуверенность и глухое предчувствие охватывают мужчину. Он еще раз спрашивает: — Кто ты?
— Я твоя судьба, — звучит неожиданный и загадочный ответ.
Даже фронтовика могут поразить и ошеломить эти слова. Марко удивленно столбенеет и еще чего-то ожидает, а дальше начинает улыбаться.
— Такая у меня хорошая судьба?
— Ты лучшей стоишь, — слышит мелодичный, сожалением перевитый ответ. Ему показалось, что давность, и даль, и сон зазвучали в ее голосе. Марко аж голову отвел, будто должен был увидеть в темноте что-то из далеких лет. Но ничего, кроме осокорей, которые тоже, казалось, проросли из самой тьмы, не увидел.
Он поворачивает голову к неизвестной и сначала даже не верит, что ее уже нет. Каким чародейством так быстро могла она исчезнуть, забрав с собой и неожиданность встречи, и отголосок давности?
— Эй, судьба, куда же ты снова побрела? — с укором, насмешкой и настороженной заинтересованностью бросает в ночь, выпрыгивает на тропинку, но нигде ни куколки. Женщина и появилась, как лунатик, и лунатиком исчезла.
Так, в конце концов, и встретился мужчина со своей судьбой. Хоть бы догадался попросить, чтобы скорее забрала у него костыли. Много счастья не просил бы он. Но судьба, видно, догадалась, какая у него будет просьба, и скорее убежала. А через какую-то минутку Марко уже сомневался: встретил ли возле этого осокоря какую-то странную женщину или ему примерещилось? Но у него душе до сих пор тревожно звучали ее слова, и что-то в них было знакомым, будто где-то он уже слышал этот голос… Хм, если по росту судить, небольшая у него судьба, но, видать, бойкая: сразу как водой смыло. Удержи такую за полы!
Он еще какую-то минуту чего-то тревожно ожидает, прислушается к темноте, а потом, улыбаясь и насмехаясь над собой и загадочной встречей, минует руины, выбирается на площадь. Перед ним туманно поднимаются очертания старой колокольни и церкви. Эти единственные здания только и остались неразрушенными в мертвом и живом селе. Видать, так всегда бывает на белом свете: богам больше перепадает счастья, чем людям…
IV
В клетчатых окошках трехкупольной церкви неровно дышит тусклый свет, кажется, он все время раздумывает: то ли качаться ему между небом и землей, то ли вздохнуть в последний раз и потухнуть. И хотя у Марка уже все чаще предательски подгибается здоровая нога, а в подмышки болью врезаются костыли, он решает добраться до необычного огонька: кто там возле него студит, греет или растравляет душу?
Перед церковью одиноко виднеются железные ворота — изгородь вокруг нее тоже проглотила война. Шагая кладбищем, Марко удивился: на снегу пестрело множество детских следов. Что здесь было делать мелким птенцам? И не многовато ли чудес на сегодня: возле школы встретил свою судьбу, а возле церкви детские следы… Что же это за женщина была? Говорила, будто из какой-то забытой сказки или книжки вышла… А голос все равно что-то напоминает ему. Только что?..