Полковник Сергеевский оправдывает свой небывалый поступок тем, что через несколько часов от Родзянко из Петрограда была получена телеграмма с просьбой задержать опубликование Указов Сената, так как «с Михаилом Александровичем еще не все выяснено». Какое значение имеет «просьба» Родзянко, одного из главных участников заговора? Откуда Сергеевский мог знать, что такая «просьба» будет?
Что же было «невыяснено» с Великим Князем Михаилом Александровичем? У полковника Сергеевского нет ничего. Воспользуемся другими источниками.
Великий Князь Михаил Александрович скрывался в Петрограде, рискуя быть схваченным матросней. Третьего марта днем к нему явились Керенский, Милюков, Гучков, Шульгин — кажется, и Родзянко — и Бубликов… Словом, революционная «общественность» в наилучшем виде. Все, кроме Милюкова, «уговаривали» Великого Князя отказаться от престола. Милюков, очевидно для проформы, советовал принять.
Присяга войск Великому Князю была отменена, благодаря «догадливости» полковника Сергеевского и «просьбе» Родзянко; пять из семи полков, назначенных генералу Иванову, никуда не двинулись; в армию Великого Князя не пустили бы… На кого мог бы он немедленно опереться? На Милюкова? Великий Князь был в Петрограде таким же пленником, как и Государь в Пскове. Он не отказался от престола, но перенес этот вопрос в Учредительное Собрание.
Легенда правых и телеграмма генерала Алексеева
Полковник Сергеевский пытается отрицать, что Государь был в Пскове пленником. Так, он пишет; «Известные правые круги в эмиграции»…«старались создавать легенды, возлагавшие главную ответственность в немедленном подавлении революции на старых генералов Действующей Армии, в особенности, — на ген. Алексеева. Одной из первых легенд были утверждения, что ген. Алексеев (совместно с Рузским) заставили Императорский поезд странствовать по России двое суток, вне связи с кем бы то ни было и, наконец, загнали его на мрачную станцию Псков, где ген. Рузский и вынудил отречение. Легенда эта уже давно замолкла, так как постепенно установленный ход событий полностью доказал ее лживость».
Надо сказать, что «постепенно установленный ход событий» никак не опровергает «легенды правых». Обратимся к воспоминаниям Гучкова («Падение царского режима», т.4, стр.277–278): «Я ведь не только сочувствовал этим действиям, но и принимал активное участие. План заключался в том (я только имен называть не буду), чтобы захватить между Царским Селом и Ставкой императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство, затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство».
Как видно, план Гучкова был выполнен на все сто процентов! «Легенду» пытается создать полковник Генерального Штаба Сергеевский. Гучков не назвал лиц, участвовавших с ним в выработке «плана», но, конечно, это были не «стрелочники»… Все т. е мелочи, к которым прибегает полковник Сергеевский, не стоят выеденного яйца. Он и сам путается в них и старается запутать других, придавая им, якобы, огромное значение. К таким мелочам относится, например, вопрос: кто первый заговорил об «отречении» — генерал Алексеев или генерал Рузский? Совершенно ясно, — после катастрофы, каждый сваливал «вину» на другого.
Или вопрос о том, кто является инициатором посылки телеграмм командующим фронтами об отречении Государя — Алексеев или Рузский? Полковник Сергеевский путем разных ухищрений старается доказать, что инициатором был Государь, поэтому, мол, малейшая тень подозрений снимается с Алексеева. Генерал Лукомский пишет: «Из имеющихся в моем распоряжении документов… скорей получается впечатление, что инициатором был сам ген. Алексеев». Генерал Лукомский разбирал вопрос — Алексеев или Рузский, но ни в коем случае не Государь. Если бы Государь повелел послать телеграммы, то в тексте телеграмм об этом было бы упомянуто. Телеграммы — чистое творчество генерала Алексеева и его штаба. Вот выдержки из такой телеграммы.
«Династический вопрос, — писал Алексеев, — поставлен ребром и войну можно продолжать до победного конца лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения от Престола»… «Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения»… «Потеря каждой минуты может стать роковой для существования России»…«Между высшими начальниками действующей Армии нужно установить единство мыслей и целей, и спасти Армию от колебаний и возможных случаев измены долгу». Дальше — предостерегает от вмешательства в переворот.
Более изобличающего документа и более позорного не было опубликовано за время февральских и мартовских дней! Тут, что ни фраза, то высокий образец чистейшей демагогии и невероятного самомнения. Мол, и без Государя мы будем такими же генералами, командующими фронтами, начальниками штабов и доведем войну «до победного конца»! Надо заставить Государя отречься от престола, чтобы спасти армию от «измены долгу»! Казуистика генерала Алексеева может служить образцом!
Вполне понятно, что полковник Сергеевский не приводит этой телеграммы в своей книге, зато отводит целую страницу описанию «вежливости» телеграмм командующих фронтами, с просьбой к Государю отречься от престола, а в какой-то телеграмме генерала Алексеева нашел даже особую «любовь» к Государю. Все телеграммы, мол, начинались с «Ваше Императорское Величество», а заканчивались — «жду повелений»… А как же могли обращаться иначе? — Государь еще не отрекся. Другой стиль языка был у генералов при обращении друг к другу. В телеграмме Алексеева стояла следующая фраза: «Если вы разделяете мой взгляд, не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданическую просьбу»… От генерала Сахарова, командовавшего румынским фронтом, долго не было ответа, даже были выключены провода. Генерал Лукомский вызвал начальника Связи полковника Сергеевского и, когда тот объяснил, что оба провода в Яссы выключены с той стороны, генерал Лукомский «почти прокричал: «Потрудитесь, по приказанию начальника Штаба, каким угодно способом, но заставить этого мерзавца ответить»!
В телеграмме Алексеева ясно сказано: «если разделяете мой взгляд»… Следовательно, если кто-нибудь «не разделяет», — незачем спешить с ответом и вообще незачем отвечать. Но у заговорщиков своя тактика: связать всех командующих фронтами общим преступлением.»… Мерзавец»!
Одиночество генерала Алексеева и нравы Ставки
Ставка Государя была изумительна во многом. Когда Государь уехал из Могилева в Царское Село, она замерла. Полковник Сергеевский старается оправдать полное бездействие генерала Алексеева и нагромождает невероятные трудности, чтобы убедить читателя в мудром поведении начальника Штаба Государя. Ведь его могли посчитать даже «захватчиком власти и честолюбцем»! Какой ужас! Кроме того, у генерала Алексеева «была температура 40 и сильные боли в почках»… Будто бы уж сорок градусов?
Кроме того, по мнению полковника Сергеевского, генерал Алексеев был «совершенно одинок: около него нет ни одного помощника или сотрудника, с которым он давно совместно работал и которому мог бы доверять на 100 %. Его помощники в Штабе (ген. Клембовский — помощник Начальника Штаба, и ген. Лукомский — ген. Квартирмейстер) назначены за время его болезни и пребывания в Крыму, по представлению ген. Гурко. Его сотрудники на фронте (главнокомандующие фронтами) генералы Рузский, Эверт, Брусилов, да и Сахаров, принадлежат к враждебной ему (Сухомлиновской) группе генералов».