В жизни каждого человека бывает момент, когда хотелось бы нажать кнопку «Перезагрузить». Кажется, в жизни Юрьева сейчас был именно такой момент. «Крут был Лёха, а кинули как лоха. Уйду», — подумал он. То было не волевое решение, а ясное понимание: он больше не сможет работать. Просто не сможет. Если, конечно, не справится с ситуацией.
«Ухожу по собственному желанию в связи с утратой доверия к себе», — сформулировал мотивировку хозяин кабинета. Получилось не смешно.
В дверь постучали. Юля, старательно делая равнодушное лицо, сообщила, что приглашённые уже прибыли.
Руководитель службы безопасности банка Иван Иванович Гоманьков и директор департамента внешней и внутренней коммуникации Ирина Дронова друг за другом вошли в кабинет. На лице Дроновой читалось то же самое удивление, что и у Юли, только не столь умело скрываемое. На лице Ивана Ивановича не читалось ничего.
Юрьев жестом пригласил вошедших присесть за низкий стол с расставленными вокруг него креслами, где обычно проводил неофициальные беседы, и сам разместился на любимом месте.
Несколько секунд председатель правления молчал, собираясь с духом и рассматривая собеседников.
Иван Иванович, до работы в банке долгие годы прослуживший в контрразведке, был человеком надёжным, спортивным, прямым, жёстким, лишённым пагубных привычек и лишних эмоций. Высокий, с прямой спиной. Седой ёжик коротко стриженных волос, неизменный серый костюм с белой рубашкой. Свои костюмы Гоманьков шил у какого-то старого портного, обшивавшего ещё андроповских генералов. Ботинки носил английские, надраенные до блеска.
С руководителем службы безопасности Юрьев не раз схватывался, отбивая его попытки «обезопасить» всё, до чего тот мог дотянуться. В результате стороны смогли как-то нащупать более-менее разумный баланс, который руководителю банка казался оптимальным. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
Ирина Дронова помимо внутренних и внешних коммуникаций отвечала также за управление брендом банка, попросту говоря, за его имидж. Ещё молодая, но уже достаточно опытная. Она обладала редким умением противоречить начальству и отстаивать свою позицию, не вызывая при этом раздражения и неприязни. Благодаря её работе Юрьев понял, что пиар — довольно точная наука, хотя местами противоречащая так называемому здравому смыслу. Например, дорогостоящее благотворительное мероприятие иной раз может обернуться имиджевыми потерями, а помпезная рекламная компания — сработать на руку конкурентам. Дронова такие вещи понимала и — что ещё важнее — могла объяснить руководству понятными для него словами и образами. Собственный имидж она, кстати, продумывала до мелочей. Председатель правления с удовольствием смотрел на её деловые костюмы: они формально соответствовали дресс-коду, но в них всегда была какая-нибудь мелкая деталь — расстёгнутая пуговичка, брошка, яркие серёжки, — которая напоминала, что Ирина — не бухгалтер и профессия у неё творческая.
Выдержав паузу, Юрьев вздохнул:
— Господа, я собрал вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…
Никто не улыбнулся. Приглашённые ощутили, почувствовали, что в шутке руководителя, попытавшегося за ней скрыть своё волнение, доля шутки была близка к нулю.
— Десять минут назад Грачёва звонила… Говорит, что… Даже не знаю, как сказать-то… Ну, в общем, говорит, что не нашли они две наши работы. Заглавные. «Правду» и «Небыль» не нашли. Вечером стояли. А утром — нет. Искали и… ничего. Ей, типа, кажется, что их того… украли. — Он выговорил последнее слово тяжело, и тишина опустилась на кабинет. Молчали все. Долго молчали. — В общем, я к ней сейчас поеду. Пойду, точнее, пешочком. Так оно быстрее будет, — завершил свой монолог хозяин кабинета.
Ирина откинулась — точнее, упала — на спинку кресла, как будто её ударили. Это и был удар, причём по ней лично. Именно она посодействовала принятию решения о том, чтобы на время организуемой банком выставки отказаться от планов усиления охраны Арт-музея, в котором должны были экспонироваться принадлежащие банку работы. Об этом просила директор музея Светлана Грачёва, которая считала, что появление большого числа сотрудников службы безопасности банка может повредить имиджу музейного заведения как открытой для всех, либеральной и демократической выставочной площадки. Дронова приняла сторону Грачёвой и сумела убедить Юрьева в том, что с ценными банковскими картинами и фотографиями ничего не случится вопреки жёсткой позиции Гоманькова. Руководитель службы безопасности потратил немало времени и сил, чтобы отстоять противоположную точку зрения, настаивая на круглосуточном присутствии в музее сотрудников охранявшего банк частного охранного предприятия, но не сумел добиться успеха. Теперь всем присутствующим было ясно, что Гоманьков был прав, а Дронова — нет.