— Поня-а-атно, — протянул Гриша. По его лицу было видно, что он не на стороне полиции.
— Вы не любите реальность, Григорий, — укоризненно сказал Зверобоев.
— Реальность нашу? — Мстиславский сморщился, как от кислого. — Я не люблю произвола, насилия и бессилья. Даже если человек виновен, это ещё не значит…
— Нет, Григорий, вы не любите именно реальность, — с нажимом сказал Степан Сергеевич. — Вам она неинтересна и отвратительна. Вы выталкиваете её из своего сознания. Она вам мешает. Вам хочется думать об интересном. О живописи, об искусстве, о литературе… О зелёном чае, наконец. А то, что у вас под носом, вы не любите и не видите. В результате страдаете сами и заставляете страдать окружающих.
Лицо Мстиславского побелело.
— Степан Сергеевич… — начал он, привставая.
— Сядьте! — Голос полковника прозвучал, как короткий глухой выстрел. — Дайте мне две минуты. И если вы после этого скажете, что не заслужили эту маленькую лекцию, я… очень удивлюсь.
— В чём дело? — не понял Юрьев.
— Лёша, скажи. В воскресенье и эксперт, и Шкулявичюс в один голос сказали, что картина «Небыль» подлинная? Тебе не показалось это странным?
— Так я же говорил, что Посыхалин покойный — гениальный копиист, — скороговоркой произнёс Гриша. — И потом, они на глазок определяли, без оборудования.
— А сейчас у нас было время и оборудование, — мягко сказал Зверобоев.
Гриша засмеялся, но тут же оборвал смех.
— Ну вы же не хотите сказать, — взмахнул он руками, — что я на выставку… Или хотите?
Зверобоев продолжал молчать, глядя Мстиславскому в глаза.
— Да нет, ну что вы, — снова засмеялся Гриша. — Этого не может быть. Я же сам, лично… О господи! — Гриша запустил пальцы в шевелюру, невидящим взглядом уставившись куда-то перед собой. — Когда-нибудь я просплю собственные похороны…
До Юрьева наконец дошло.
— Гриша, вы что, перепутали картину с копией?! — выговорил он.
— Ну, копия действительно превосходная, — признал Зверобоев. — Нов общем и целом — да. У нас украли копию. Потом вы из подвалов достали оригинал и поставили его на всеобщее обозрение. В пятницу и субботу, когда выставку показывали сотрудникам и журналистам, у нас был самый что ни на есть оригинальный оригинал. А потом, когда у Разумовского забрали украденную Гусиным копию, в Москву её привезли и перед самым началом главного мероприятия выставили, заменив ей оригинал, то получилось, что мы-таки гостей обманули. Показали им не настоящую картину. Копия, кстати, и сейчас до сих в музее стоит. Её охраняют усиленно. А оригинал у нас в хранилище пылится. Спасибо вам, Гриша. Аккуратный вы наш. Вы всё ещё считаете, что я был не прав? — обратился он к Мстиславскому.
Гриша не смог ничего ответить, только молча разевал рот, как рыба.
— Впрочем, в этом есть и положительные стороны, — резонно заметил Степан Сергеевич. — Теперь ты, Лёша, можешь не переживать, что кого-то обманывал. Когда ты в субботу и воскресенье представлял картину и фотографию как подлинники, то получается, что на самом деле говорил чистую правду. А в понедельник, ну, скажем так… добросовестно заблуждался. Есть такая формулировка, по которой уголовные дела закрывают.
— Я… не знаю… — наконец выговорил Гриша.
— А я знаю, — перебил его Зверобоев. — Реальность и в самом деле неприятная штука. Но именно поэтому на неё следует обращать внимание. Иногда смотреть под ноги, например… Ладно, проехали. У нас ещё не кончились вопросы. Сейчас у меня вопрос к тебе, Алексей Михайлович.
Юрьев подобрался. Предыдущий сюрприз был слишком уж эффектен.
— Помнишь, ты мне рассказывал про Сашу-сибиряка, который не Саша и не сибиряк? Ты с ним общался после воскресенья?
— Да, — удивился Юрьев.
— Ты ему рассказывал всю историю? — прищурился полковник.
— Было дело, — признал Юрьев. — А что, нельзя было? Он же никуда это не понесёт, да и не сможет, кто он такой…
— Интересный вопрос, — процедил Зверобоев. — А он, случайно, не предлагал тебе картину продать? Или там подарить кому-нибудь? В общем, избавиться?
— Да. — На этот раз Юрьев удивился по-настоящему. — Про мотоцикл байку рассказывал… Говорил, что есть вещи… «ну не твои», — вспомнил он Сашино выражение.
— Так я и думал, — с удовольствием констатировал Зверобоев. — Меня этот Саша заинтересовал, уж больно вовремя он появился… Я, правда, сначала считал, что он связан с Гусиным. Заказал детализацию звонков. Нет, Гусиным там и не пахло. А вот со старичком Шкулявичюсом сибиряк перезванивался регулярно.