— А это, — сказал Зверобоев, — следующий вопрос. Который я предлагаю обсудить…
Раздалось три выстрела подряд.
— Савва упражняется. Он хорошо стреляет, — заметил Степан Сергеевич.
— А давайте не здесь? — жалобно попросил Гриша. — Эта стрельба… И от кофе уже тошнит.
— Хорошо, — согласился Зверобоев. — Куда поедем?
Год спустя. Вторник. 14 ноября
01:15. Шкулявичюс
Москва. Улица Мирослава Немирова, д. 2
Директор Московского музея поставангарда доктор Шкулявичюс был занят.
Во-первых, он ужинал. Пища состояла из бутылки кефира и крохотной булочки. К счастью, ему удалось отыскать в этой ужасной Москве место, где пекут нормальный хлеб. Точнее, ему это место показал Мстиславский. «В молодом человеке есть толк», — в который раз подумал Эрикус Юргисович.
Ужин был не единственным занятием директора. Другим, параллельным видом деятельности являлся просмотр каталога. Разумеется, макет был вычитан раз пятьдесят. Но вдруг какой-нибудь дефект? Старик уже замечал в вёрстке вопиющие небрежности. Например, под эскизом художника Карто между датами его жизни располагалось не длинное тире, а дефис. Что было недопустимо. Как и то, что цифры были набраны курсивом, отчего не вписывались в эстетику макета.
Но и это было ещё не всё. До открытия выставки оставалась неделя, а Шкулявичюс ещё не решил окончательно вопрос о том, насколько правильно была размещена его коллекция, которая виделась ему как центральная часть, жемчужина всей экспозиции. Искусствовед сомневался. Он не был уверен в удачности расположения главной драгоценности — великого творения Апятова, картины «Небыль».
Просмотр каталога завершился тем же, что и в предыдущий день, — очередным уловом недочётов и опечаток. Старик нашёл в выходных данных запятую, набранную курсивом, а в тексте — двоеточие в том месте, где по смыслу предполагалась точка с запятой. Ничего, завтра он донесёт эти сведения до Мстиславского. Странно, но в последнее время этот молодой человек не всегда берёт трубку на его звонки. Чем он так занят?
Ещё нужно уточнить юридические моменты, вспомнил Эрикус Юргисович. Музей имеет статус частного, что сопряжено с определёнными неудобствами. И всё-таки что лучше — некоммерческая организация или обычное ООО? И как это отразится на его собственном положении? Он совмещает должности директора, хранителя, следящего за состоянием экспонатов, и экскурсовода. Юрьев порекомендовал людей, которые взяли на себя управление хозяйственными и финансовыми вопросами, учётом и отчётностью, безопасностью. Кроме того, банк согласился выставить в музее на постоянной основе собственную коллекцию.
«Всё-таки общественное служение — хлопотная вещь», — думал старик, аккуратно откусывая от булочки. Хотя, конечно, люди из банка оказались любезны. Всего лишь два миллиона евро, которые запросил попечительский совет, курирующий коллекцию произведений искусства кредитной организации, за величайшую картину двадцатого века, более чем щедрое предложение. Конечно, пока далёкие от искусства люди не знают, как же они продешевили. Ничего, вот он закончит свою монографию об Апятове, и у многих откроются глаза.
И конечно, культурно-просветительская работа музея! Этому вопросу Эрикус Юргисович придавал самое серьёзное значение. Для начала необходим цикл лекций. Он уже почти написал текст первой — «Поставангард в культурно-историческом контексте эпохи». Впрочем, решил старик, об этом он подумает на свежую голову.
Булочка кончилась, кефир тоже. Осталось самое главное — перед возвращением домой (его квартира располагалась на втором этаже здания) осмотреть главный зал.
Через пять минут Шкулявичюс стоял и молча созерцал освещённую стену, в центре которой висела картина Апятова.
Старик постарался расслабиться и смотреть только на полотно. Картина медленно раздвигалась, открывалась взгляду. Там, на полотне, был город — тёмный, мёртвый, без единого огонька. А над ним, в чёрном небе, летели переплетённые, перекрученные руки — то ли стая, то ли поток рук, едва видимый на тёмном фоне. Они плыли в тумане и, казалось, шевелились. В их движении был некий потаённый смысл. Ещё немного, и он станет ясен…