Дальше всё покатилось удачно. Даже развал СССР и дикость девяностых просвистели мимо. Во время проведения одной из выставок в Марселе Светлана познакомилась с импозантным итальянцем, бизнесменом, не чуждым искусства. Бурный роман, быстрая женитьба, и вот — Рим. Избранник оказался не владельцем кафе или банковским клерком, а действительно солидным бизнесменом с серьёзными доходами. На деньги мужа женщина начала помогать своим старым знакомцам по столичной тусовке. Довольно скоро эта блажь переросла в глубокое увлечение, а потом и в реальное дело. Со второй половины девяностых Светлана уже прочно осела в родной Москве, наезжая в Италию только с декабря по март — пережить зиму. Ее выставочная деятельность расширялась. И сегодня Грачёва являлась хозяйкой одной из самых престижных в России выставочных площадок, которая специализировалась на современной фотографии, хотя не отказывалась и от показа живописи.
И вот сейчас эта успешная, энергичная женщина сидела перед Юрьевым в своём кабинете растерянная, раздавленная и жалкая. Вопрос банкира о том, что произошло, вогнал её в состояние ступора, из которого собеседницу надо было выводить.
— Так как же всё случилось? — повторил свой вопрос гость.
— Да чёрт его знает! — Светлана Владимировна держала себя в руках, но было видно, что самоконтроль ей даётся непросто.
— И всё же? — настаивал Юрьев.
— Ну как… Охранник ночью услышал какой-то шум. Пошёл с проверкой. Обнаружил открытое окно на втором этаже. Но в экспозиции вроде бы ничего не пропало. Он решил, что форточку просто кто-то забыл закрыть. А уже утром я увидела, что на месте заглавных экспонатов стоят совсем другие.
— А он что же, не заметил подмены?
— Да он, чёрт возьми, охранник! А не искусствовед!
Банкир глубоко вздохнул, унимая поднимающееся раздражение. Оно тоже помощник не лучший, чем отчаяние. Голова должна быть ясной.
— Полицию вызывали?
Светлана Владимировна с удивлением посмотрела на собеседника:
— Нет, разумеется. Я же не могла без вас…
— Почему? — едва не вскипел Юрьев. Эта дамская беспомощность и нерешительность могли очень дорого стоить. В таких случаях, как говорил Гоманьков, любая секунда на счету. Если не раскрываешь преступление по горячим следам, то потом каждые сутки шанс найти пропажу уменьшается вдвое. А на третьи можно уже и не искать, разве что случайно найдёшь.
Выражение лица Грачёвой стало каким-то удивлённым. И банкиру не понравилось. Неужели он что-то упустил из виду?
— Но я думала о наших общих интересах, — сказала наконец Грачёва.
— Извините, Светлана Владимировна, но индейка тоже думала, что купается, пока вода не закипела. Опоздать мы всегда успеем. А сейчас в наших интересах как можно скорее вернуть экспонаты на место. Нам нельзя терять времени.
— Разумеется, но…
— Но?
— Но ведь это скандал. Украдены не просто два экспоната. А две заглавные работы! «Правда» Родионова и «Небыль» Апятова. Ваша выставка же так и называется — «Правда и Небыль». Как только полиция возьмётся за дело, информация о краже тут же окажется у журналистов. Мне конец. И у вас тоже будут неприятности…
Юрьев почувствовал, как мёрзнут руки, а по спине бежит струйка холодного пота.
— Неприятности? Меня распнут на дверях банка. Скушают и не подавятся, — выдохнул он, доставая телефон и набирая номер Гоманькова. — Одну секунду… Иван Иванович, можешь зайти к Светлане Владимировне в кабинет?
— Уже иду, — ответил контрразведчик и через пару минут действительно появился перед своим шефом и Грачёвой, которая впала в ступор при виде человека в бронежилете.
— Вы с полицией связывались? — спросил его банкир.
— Довольно обидны слова ваши. — Гоманьков действительно придал своему лицу слегка сконфуженное выражение. — Ещё утром всё сделал. Как вы просили. У меня начальник местного РОВД знакомый. Мы с ним — нормально. Я ему, правда, ничего пока не объяснял. Сказал, что в банке ЧП и что нужны толковые ребята из уголовки. Ждём их прибытия.
— Вы точно не говорили, в чём дело? — переспросил обнадёженный Алексей Михайлович.
— А мы сами-то знаем? — ответил вопросом на вопрос Гоманьков.
Юрьев физически почувствовал, как от сердца отлегло.
— Ну и отлично, — сказал он, стараясь выдерживать спокойный тон. — В таком случае отбой боевой тревоги. Никто не должен знать, что у нас случилось. Предупредите утечки.