Понедельник. 14 ноября
01:15. Самойлов
Москва. Ул. Божены Немцовой, 24а.
Арт-музей
Игорь Сергеевич Самойлов был человеком основательным, твёрдых взглядов. Он разбирался во всём, в чём полагается разбираться настоящему мужчине. В политике, пиве, машинах, футболе, женщинах, водке, рыбалке, шашлыке и других важных делах.
Лучше всего он понимал искусство. Здесь Игорь Сергеевич никогда не ошибался, потому что был профессионалом: он работал охранником в Арт-музее и знал о том, что должен был беречь всё, ну или почти всё. Вершиной и мерилом успеха художника испокон веков было умение изображать обнажённую женскую натуру. Не у всех такое получалось. Поэтому неудачникам приходилось писать вещи попроще — всякие пейзажи, натюрморты, портреты. Но это было, по мнению Самойлова, никому не нужной мазнёй, неумелой попыткой замаскировать художественную несостоятельность. Неспособность изобразить главное — женское тело. Бабу.
Однако, будучи человеком умным, продвинутым и всё тонко понимающим, Самойлов даже к мазне относился снисходительно, не свысока, видя и в её существовании свой сокровенный смысл. Смысл этот заключался в том, что на мазню нельзя было позариться. Поэтому военный пенсионер, имея в своё время возможность выбирать между логистическим центром и Арт-музеем, решил устроиться охранником именно в музей — место, где не очень-то разбирающиеся в искусстве люди платили ему деньги просто так, почти ни за что, за охрану того, что и охранять-то было не от кого.
Нет, конечно, в музее иногда появлялись ценные вещи, порой настоящие сокровища. Самойлов ночью часами мог стоять и смотреть на картины с голыми женщинами. Недавно он почти половину смены зависал над работами Серебряковой, навеивавшими ему воспоминания о годах, когда он был моложе. Самойлову было что вспомнить. Он умел любить женщин. Дружбы с ними не признавал. Когда мало времени — не до дружбы, только любовь. С бабами ведь как? Пристаёшь — нахал. Не пристаёшь — придурок. Женщины, они, как дети, любят говорить «нет». Мужчины, правда тоже на детей похожи, потому что воспринимают это всерьёз. Игорь Сергеевич умел понимать слабый пол и находить к нему подходы.
Опытный вояка на разных фронтах знал, что во время службы за ним закрепилось прозвище Казанова. Он старался прожить жизнь правильно, следуя своим твёрдым принципам, которые выработал сам и которым ещё в учебке научил его сержант Мамсиков. Старался, чтобы каждый встречный ребёнок мог сказать ему «папа». Хорошеньких женщин не пропускал, соблюдая правило: «Даст, не даст, а попросить обязан». Лучше один раз потрогать, чем сто раз увидеть. Никогда не извинялся, зная, что, закончив приставания извинениями, можно обидеть любую женщину. Во что влюблялся, то и целовал. По своему опыту майор догадывался, что женщины способны на очень многое, просто некоторые из них стесняются. Дамы обычно отвечали Самойлову взаимностью. Не все. Но почти все. Злые жёны ставили своим мужьям шишки, а добрые — рога. Добрых спутниц жизни Игорь Сергеевич встречал чаще. Уводить их было не так сложно, как возвращать мужьям обратно. Успехи на любовном фронте льстили мужскому самолюбию Казановы в погонах. Но службе мешали. Иначе до подполковника дослужился бы…
Бывший майор, злой как собака на алкоголика Ельцина, любившего только свою власть и выкинувшего его, боевого офицера, прошедшего Афган, на нищенскую пенсию, обрёл в стенах музея покой, умиротворение и любимую работу. Он всегда верил в себя и рассчитывал, что судьба окажется в конце концов добра к нему.
Особенно остро военный пенсионер осознал свою избранность на Хованском кладбище, когда в мёрзлую землю холодной зимой опускали гроб с телом его лучшего друга Сеньки Шишкина. Сенька не захотел идти в музей, несмотря на уговоры Самойлова. Лишние десять тысяч рублей, которые обещали ему в логистическом центре, были важнее для дружка, которому надо было тянуть на себе болевшую онкологией жену. В итоге его нашли посреди разграбленных ящиков с импортными шмотками с пробитой головой. Игорь Сергеевич, как мог, помогал вдове, пока она не угасла, не сумев пережить потерю мужа, которому, увы, не хватило жизненной мудрости.
Сегодняшняя ночь мало чем отличалась от других. Самойлов, не спеша, гордо, с выражением Давида работы Микеланджело, с мощным фонарём в руке, который был скорее не фонарём, а нехилой дубинкой, обходил свои владения. Ночью музей был весь его. Самой главной тайной этого заведения, о которой не догадывалась даже злющая, как гадюка, директриса, было то, что она и весь персонал в действительности работали на одного человека — Игоря Сергеевича.