В следующих письмах Крупская писала:
«Вообще теперешняя наша жизнь напоминает «форменную» дачную жизнь, только хозяйства своего нет. Ну да, кормят нас хорошо, молоком поят вволю, и все мы тут процветаем. Я все еще не привыкла к теперешнему здоровому виду Володи. В Питере-то я его привыкла видеть всегда в довольно прихварывающем состоянии».(26 июня 1898г.).
«Летом никого нельзя найти в помощь по хозяйству. И мы с мамой вдвоём воевали с русской печкой. Вначале случалось я опрокидывала ухватом суп с клецками, которые рассыпались по исподу. Потом привыкла. В огороде у нас выросла всякая всячина».
«Едим, настаиваем наливку на малине, солим огурцы — все как следует быть, как в России. Покупали как-то арбузы. Володя собирается денька на два съездить в тайгу, посмотреть, что за тайга такая, посбирать ягод, шишек, поохотится за таежными рябчиками». (9 августа 1898 г.)
«Зато усердно собираем грибы, рыжиков и груздей у нас куча. Володя сначала заявил, что не любит грибы собирать, а теперь его из лесу не вытащишь. У нас в каждой комнате печь, так что, надо думать, очень холодно-то не будет». (26 августа 1898 г.)
«В октябре появилась помощница, (наняли за рубль пятьдесят в месяц) тринадцатилетняя Паша, худющая, с острыми локтями, живо прибравшая к рукам все хозяйство».
«Наконец мы наняли прислугу, девочку лет 15, (Пашу Мезину) за 2 1/2 р. в месяц + сапоги, придет во вторник, следовательно, нашему самостоятельному хозяйству конец». (27 сентября 1898 г.)
«Наняли девочку, которая теперь и помогает маме по хозяйству и всю чёрную работу справляет». ( 14 октября 1898г.)
В конце мая Владимир и Надежда ездили в Минусинск, где участвовали в совещании ссыльных народовольцев и социал-демократов, состоявшемся в связи с побегом ссыльного С. Г. Райчина. С 10 по 12 августа В. И. Ульянову была разрешена поездка в Минусинск для лечения зубов, где он пробыл три дня. Так как в Минусинске не было опытных зубных врачей, Владимир Ильич обратился к ени¬сейскому губернатору с прошением о разрешении ему поездки на одну неделю в Красноярск. Разрешение было получено, и в начале сентября Владимир Ильич выехал из Шушенского в Красноярск, где остановился у ссыльного социал-демократа П. А. Красикова. Свою поездку Владимир Ильич ис¬пользовал для работы в библиотеке Г. В. Юдина и для встреч с красноярскими социал-демократами.
Кроме берданки у Владимира Ильича был револьвер. Ссыльного путиловского рабочего, финна Оскара Энберга «подговорил приходить к нам ночевать, а меня обучал стрелять из револьвера». (11 сентября 1898 г.). А позже с помощью брата Дмитрия купил и с нарочным доставил себе новое ружье централку Франкотта. Из письма Владимира к Дмитрию: «Получил твое письмо по ружейной части и спешу ответить, не дожидаясь обещанно¬го прейскуранта. Дело в том, что у меня есть прейскурант оружейного магазина И. Шенбрунера (Старый Газетный переулок, между Тверской и Никитской, д. Толмачева), присланный мне прошлой зимой Марком. В этом прейскуранте особенно подходящими мне показались централки Авг. Франкотта в Люттихе — стр. 6—7 (45—55 р., чокбор — кстати, верно ли, что "чок" увеличивает кучность и резкость боя, как заявляет прейску¬рант и как я слышал от охотников? Если правда, то это, должно быть, очень удобная вещь, — калибр 12 и 16, вес около 7 /г ф.) — и еще стр. 22, легкие ружья той же фирмы». (26 января 1899г.) Опробовали централку прямо во дворе. Палили по забору.
Крупская привезла Ульянову коньки из Петербурга германской марки «Меркурий, и тот «обучил диковинному занятию всех местных детей, устроив на Шуше каток. Оскар катается плохо и очень неосторожно, так что падает без конца, я вовсе кататься не умею; для меня соорудили кресло, около которого я и стараюсь. Володя катается отлично».(15 декабря 1898 г.)
Новый 1899 г., последний год ссылки Ленина ссыльные встретили у четы Кржижановских в Минусинске. Поездка была разрешена; с 24 декабря 1898 г. по 2 января 1899 г. Владимир и Надежда были в Минусинске. Среди гостей кроме Ульяновых были Лепешинские, Ленгники и т.д.,- человек 16. «Новый год справляли в Минусе, отлично встряхнулись надолго. Над нашим здоровым деревенским видом все охали и ахали, а Э.Э даже заявила, что я гораздо толще Зиночки». (10 января 1899 г.)
«Мы решили лихо отпраздновать масленицу и пригласили к себе всех горожан (6 человек). Время проводили самым праздничным образом, и 5 дней прошли совсем незаметно». (7 марта 1899 г.)
«1 мая целый день пели революционные песни».
«Мы с мамой насадили тоже всякой всячины (даже дынь и помидоров). Это лето у нас осталась та же девочка, которая жила зимой, и потому с хозяйством хлопот нет.»(20 июня 1899 г.)
«А в Шуше очень хорошо... лес, река близко»;
«Мы каждый день ходим по вечерам гулять... за Енисеем чудо как хорошо!»;
«Поработав, закатывались на прогулки. Владимир Ильич был страстным охотником, завел себе штаны из чертовой кожи и в какие только болота не залезал. Ну, дичи там было! ...только горячился очень. Владимир Ильич говорит: «Знаешь, если заяц встретится, не буду стрелять, ремня не взял, неудобно будет нести». Выбегает заяц, Владимир Ильич палит».
«Позднею осенью, когда по Енисею шла шуга (мелкий лед), ездили на острова за зайцами. Зайцы уже побелеют. С острова деться некуда, бегают, как овцы, кругом. Целую лодку настреляют, бывало, наши охотники»
«У нас стоит чудная ровная зима, о страшных сибирских морозах пока и помину нет».
Однажды свекровь Мария Александровна в письме к Надежде Константиновне спросила ее напрямую, все ли у нее в порядке со здоровьем и намечается ли в семье ее Володи «прилет пташечки». «К сожалению, плохо, - отвечала расстроенная невестка. - Никакой пташечки что-то прилететь не собирается». 29 января 1900 г. закончился срок ссылки В.И. Ульянова, а Крупской осталось отбывать еще один год. Предполагалось, что последний год она проведет в Пскове, вместе с мужем. Псков являлся тогда одним из мест политической ссылки, поэтому казалось, что полицейское начальство не будет возражать против приезда сюда Н.К. Крупской. Еще в октябре 1899 г. было подано прошение. Но департамент полиции не разрешил. Неминуем стал переезд Н.К. Крупской в Уфимскую губернию. 29 января Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной и Елизаветой Васильевной покинули село Шушенское.
«В общем, ссылка прошла неплохо. Это были годы серьезной учебы. В феврале 1900г., когда кончился срок ссылки Владимира Ильича, мы двинулись в Россию». Позже в воспоминаниях об этом времени Надежда написала: «Так живо встают перед глазами те времена первобытной цельности, радостности существования. Все какое-то первобытное - природа, щавель, грибы, охота, коньки, тесный близкий круг товарищей-друзей, совместные прогулки, пение, совместное какое-то веселье».
«Мы ведь молодожены были — и это скрашивало это ссылку. То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти. Мещанства мы терпеть не могли, и обывательщины не было в нашей жизни. Мы встретились с Ильичом уже как сложившиеся революционные марксисты — это наложило печать на нашу совместную жизнь и работу
Все, кто встречал Крупскую в Шушенском, в один голос восхваляли ее красоту, а революционер Лепешинский говорил, что от ее очарования у всех дух захватывало. В нее влюблялись все ссыльные мужчины. В двадцати верстах от Шушенского жил и работал на сахарном заводе ссыльный революционер Виктор Константинович Курнатовский. Ульяновы однажды выбрались к нему в гости, когда уже замерзли реки и выпал снег. Курнатовский работал тяжело, по двенадцать часов в сутки. Красоты Курнатовский был необычайной, а увидев Надежду, он, живший в одиночестве, тоже разволновался. В Шушенском случилось то, о чем стеснялась и мечтать скромная Надя, — в ней проснулась женщина, она наслаждалась всем сразу: и природой, и любовью, и духовным общением со своим идолом, и тем, что среди многих ссыльных поселенцев она была самая привлекательная женщина, и не было ей конкуренток во всем Шушенском.
В воспоминаниях Надежды Константиновны обнаружен небольшой рассказ о том, как они прогуливались вдвоем: «Курнатовский показывал мне сахарный завод недалеко от Шушенского. Но путь туда был не близкий. Во время пути мы шли через лес и поле. Тогда было зелено вокруг – красота». Молчаливая, задумчивая супруга Ильича вдруг превратилась в веселую, остроумную женщину. «Вы, Надюша, по отчеству Константиновна, и я Константинович! – хитро говорил ей Курнатовский. – Можно подумать, что мы брат и сестра». Она улыбалась ему, и запоминала всякие несущественные мелочи, отдельные его фразы, вроде бы незначительные. Почему-то они врезались в ее память, и она во всех воспоминаниях потом их упоминала: «когда они шли с Курнатовским мимо сахарного завода, где он служил, навстречу — две девочки, одна постарше, другая маленькая. Старшая несет пустое ведро, младшая — со свеклой». Именно тогда она стала настоящей красавицей — щеки горели, тоненькая фигурка и скромные, но петербургские платья вызывали восторженные взгляды деревенских девушек. Косу длинную, пушистую она распускала из женского кокетства, чтобы все видели, какая она хорошая, какая молодая, хоть и тридцати лет. «