С 8 по 14 января 1913 г. Краков стал местом совещания ЦК большевиков, которое проходило под руководством Ленина. Помимо членов ЦК на нем присутствовали большевистские депутаты IV Государственной думы и партийные работники, представлявшие нелегальные партийные организации Петербурга, Москвы, Урала и Кавказа. На совещании Ленин выступил с докладами, им были подготовлены резолюции.
В эти дни Надежда Крупская серьезно заболела, ей становилось все хуже, казалось, силы совсем ее покинули. «Много хлопот доставляло мне сердце, руки дрожали, меня одолевала страшная слабость», - писала она. По настоянию Ленина пригласили доктора С.Ю. Багоцкого (специалиста в области нейрологии). Он установил, что у нее прогрессивная форма базедовой болезни, и предложил срочно выехать загород. В конце апреля Ульяновы всей семьей перебрались в маленькое местечко Поронин, и Владимир Ильич сообщил младшей сестре:
«На днях переехали мы (отчасти по случаю Надиной болезни — базедовой болезни, которая меня немало тревожит) на лето в горы, в деревню Поронин, в 7 кт от Закопане. Это около гор Татр, в 6–8 часах железной дороги от Кракова к югу — сообщение и с Россией и с Европой через Краков. Подальше от России — но ничего не поделаешь. Наняли дачу (громадную — слишком велика!) на все лето до 1.Х нового стиля и с большими хлопотами перебрались. У Нади от переезда болезнь, кажется, ухудшилась. Придется, пожалуй, везти ее в Берн лечить…
Место здесь чудесное. Воздух превосходный, — высота около 700 метров. Никакого сравнения с низким местом, немного сырым в Кракове…Население — польские крестьяне, "гурали" (горные жители), с которыми я объясняюсь на невероятно ломаном языке, из которого знаю пять слов, а остальные коверкаю русские. Надя говорит мало-мало и читает по-польски.
Деревня - типа почти русского. Соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужики ходят в костюме гуралей - белые суконные штаны и такие же накидки, - полуплащи, полукуртки. Место у нас некурортное (Зако-пане — курорт) и потому очень спокойное. Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую — рано вставать и чуть не с петухами ложиться. Дорога каждый день на почту да на вокзал».
Они любовались окрестностями из окон дома, много гуляли в горах, взбирались на плоскогорье, которое начиналось у дома. «Ходить по горам страшно любил Ильич» - писала Надежда Константиновна. Места, в самом деле, были красивыми и целебными. Почта и станция были недалеко. Владимир Ильич наведывался туда дважды в день — утром, когда открывалась почта, и вечером, когда из Закопане приходил поезд, направлявшийся в Петербург через Краков и Варшаву. Путь от «виллы» Терезы Скупень, где жили Ульяновы, до станции Владимир Ильич проделывал пешком или на велосипеде.
Но здоровье Надежды Константиновны не улучшалось. Владимир Ильич советовался с врачами, С.Ю. Багоцкий и другие специалисты рекомендовали сделать операцию. Надежда Константиновна продолжала надеяться, что горный воздух сотворит чудо, и надобность в операции отпадет. Она писала свекрови:
«Я уже поправляюсь. Сердцебиения гораздо меньше. Следуя совету доктора, ем за троих, лакаю молоко, принимаю препарат железа Робена, и вообще все очень хорошо. Володя очень кипятится, особенно его смущают Кохером. Я очень рада, что Дм. Ил. ему написал письмо, что операции не стоит делать и т. п., а то ему наговорят всякой всячины: то ослепнуть можно, то 11/2 года лежать без движения и т. д. У меня совсем не такая уж сильная степень болезни, и за лето выздоровею…Я очень рада, что нет толкотни. Работы у меня тоже минимальное количество. Читаю большей частью польские романы, да и то не очень усердно».
Казалось, Надежде становилось лучше, но так продолжалось недолго. Приступы сердцебиения становились все более затяжными. С беспокойством Владимир Ильич писал в Швейцарию Шкловскому:
«Дорогой Ш.! Обратите внимание на перемену моего адреса. Приехали сюда в деревню около Закопане для лечения Над. Конст. горным воздухом (здесь ок. 700 метров высоты) от базедовой болезни. Меня пугают: запустите-де, непоправимо будет, отвезите-де тотчас к Кохеру в Берн, это-де знаменитость первоклассная… С одной стороны, Кохер — хирург. Хирурги любят резать, а операция здесь, кажись, архиопасна и архисомнительна… С другой стороны, лечат горным воздухом и покоем, но у нас "покой" трудно осуществим при нервной жизни. Болезнь же на нервной почве. Лечили 3 недели электричеством. Успех - 0… Если можно вообще, навести справки серьезного характера в Берне о Кохере или у Кохера (последнее лучше, конечно, было бы), буду очень Вам обязан. Ежели справки будут говорить за поездку в Берн, черкните, когда принимает Кохер, когда он уедет на лето и как придется устраиваться в Берне, в лечебнице (и очень ли дорогой) или иначе».
Другие подробности обсуждений вопроса об операции узнаем из письма Марии Александровны к дочери Марии от 30 апреля 1913 г.:
«Сейчас получила письмо от Володи, в котором он пишет также Мите и сообщает ему, что, несмотря на лечение электричеством в продолжение 3-х недель, глаза, шея и сердце по-прежнему... Знакомые советуют везти Надю в Берн к Кохеру — первоклассная знаменитость по болезням такого рода, — вылечит, мол, но запускать рискованно, болезнь серьезная, ничего не поделаешь потом... И вот Володя в большом затруднении: бросать ли дачу, куда они уже переехали — расположена на горе, воздух прекрасный, горный, как советовали ей, — или везти к Кохеру, он же хирург, вздумает, пожалуй, резать, а многие говорят, что операции в подобных болезнях трудны и сомнительны по исходу... И вот Володя спрашивает со¬вета Мити... Митю письмо это не застало, он приехал дня два спустя и, прочитав письмо, засел за медицинские книги свои, сделал выписки, посоветовался с кем-то здесь и вчера только послал ответ заказным».
Шкловский сообщил, что Кохер - светило, его специальность - операции щитовидной железы, и если оперироваться, то только у него. В середине июня Ульяновы выехали в Швейцарию. По пути остановились в Вене. Короткую остановку они использовали для знакомства с австрийской столицей. Елизавета Васильевна осталась в Поронине на попечении С. Ю. Багоцкого.
В Берне Ульяновых встретил Шкловский и уговорил остановиться в его семье. Доктор Кохер принял их через неделю. Надежду Константиновну поместили в клинику и две недели готовили к операции. Ежедневно по утрам приходил сюда Владимир Ильич. Операция прошла успешно. Через три дня Владимир Ильич написал матери в Вологду: «Дорогая мамочка! В среду, наконец, после 2-недельной "подготовки" в клинике Надю оперировали. Операция, видимо, сошла удачно, ибо вчера уже вид был у Нади здоровый довольно, начала пить с охотой. Операция была, по-видимому, довольно трудная, помучили Надю около трех часов — без наркоза, но она перенесла мужественно. В четверг была очень плоха — сильнейший жар и бред, так что я перетрусил изрядно. Но вчера уже явно пошло на поправку, лихорадки нет, пульс лучше и пр.».
6 августа Ульяновы вернулись в Поронин. Через четыре дня Надежда написала в Берн Шкловским: «Дорогие друзья! Доехали мы вполне благополучно. Ехали без остановок. Шея растряслась порядком, но теперь все пришло в норму. Дома застали страшный дождь и кучу новостей. Большинство духоподъемных. Как-нибудь напишу поподробнее».
Александр Арманд, официальный муж Инессы, шесть месяцев хлопотал об облегчении ее участи, выехав для этого в Петербург. Ее освободили весной 1913 г. под залог в 5400 рублей, который внес Александр. Инесса обращалась в полицию с просьбой разрешить ей выехать в Ставрополь для лечения. «Срочно. Секретно. Самарскому полицмейстеру. Состоящая под гласным надзором в гор. Самаре жена потомственного почетного гражданина Елизавета Федорова Арманд обратилась ко мне с ходатайством о разрешении выехать ей на лето для лечения кумысом в Ставрополь или Белый Яр. Не встречая препятствия к удовлетворению ходатайства Арманд, сообщаю Вашему Сиятельству на предмет объявления о сем Арманд и принятия зависящих распоряжений. О времени выезда Арманд и обратном приезде в Самару мне донести». Срок окончания гласного надзора полиции у нее заканчивался 6 августа 1913 г., и она могла уехать из России. Через Финляндию и Стокгольм она перебралась в Галицию, там, под Краковом, Ленин проводил совещание ЦК партии. О приезде Инессы вспоминала Крупская: «В середине конференции (22 сентября - 1 октября) приехала Инесса Арманд. Арестованная в сентябре 1912 г., Инесса сидела по чужому паспорту в очень трудных условиях, порядком подорвавших ее здоровье, - у нее были признаки туберкулеза, - но энергии у нее не убавилось, с еще большей страстностью относилась она ко всем вопросам партийной жизни. Ужасно рады были мы, все краковцы, ее приезду». Инесса собиралась выписать в Краков детей, подыскивала квартиру. Но партийная необходимость заставила ее срочно выехать в Париж. 7 октября Ульяновы возвратились из Поронина в Краков.