— Да, знала, — выдыхает он, крепко сжимая мою руку.
Мы стоим там, и я чувствую, как он вспоминает ее, как и я. Мы греемся в ее памяти, позволяя ее свету окутать нас в секунду счастья. Я знаю, что она не рассердится на меня за то, что случилось с Сайласом, но я знаю, что она хотела бы, чтобы я была рядом с ним.
Что я и планирую сделать, будь то ад или паводок.
Сайлас Хоторн не умрет печальным человеком.
Она бы не хотела, чтобы он был один до конца своей жизни, и как бы прекрасно они ни были вместе, я знала, что есть кто-то, кто мог бы любить его, как любила Рози. Я позабочусь о том, чтобы ее просьба была выполнена, несмотря ни на что.
Что несмотря ни на что, даже если без нее, он будет счастлив.
— А как насчет всех этих пропавших девушек, Рук? Мы не можем просто сидеть здесь со всем, что знаем, и ничего не делать. Они просто будут продолжать продавать их. Девочки, как Роуз, лишены их жизни, — я дышу, представляя, сколько семей никогда не смогут обрести покой, пока их дочери не будут найдены.
— Мы собираемся что-то сделать. Нам просто нужно выяснить, кому мы можем доверять, ЛТ. Когда мы это сделаем, мы раскроем все, что знаем.
— Но что насчет…
— Даже если это означает, что нас поймают за то, что мы сделаем. Мы не позволим этому сойти с рук. Я обещаю тебе, — он говорит мне, и его глаза горят единственной правдой, которая мне когда-либо понадобится.
Я доверяла ему. Несмотря ни на что, я доверяла.
— Когда мы умрем, можно ли нас похоронить вместе? — я спрашиваю.
Взгляд шока омывает его черты.
— Ты собираешься умереть в ближайшее время?
Я смеюсь.
— Нет, но, когда мы в конце концов умрем, можно ли нас похоронить вместе с руками вот так? — я поднимаю наши соединенные ладони вверх.
— Как бы я ни хотел поваляться в гробу, меня кремируют, Любитель Театра.
Конечно, он хочет уйти в пламя огня.
Я бы не хотел по-другому, хотя…
— Что ж, тогда я хочу, чтобы нас смешали вместе. Как обо мне позаботятся после того, как я умру, не имеет значения, я просто не хочу быть одна. — я смотрю на него, сердцем ловя угольки в его глазах. — Я больше всего сожалею о том, что Рози умерла в одиночестве. Мы пришли в этот мир вместе и ушли из него порознь. Я не хочу быть одна.
Он подносит наши руки ко рту, оставляя жгучий поцелуй на кончиках моих пальцев.
— Ты больше никогда не будешь одна. Никогда. Наш прах будет объединен, — он притягивает меня к себе своей хваткой, и я чувствую запах его дыма на своем языке. —Чтобы, где бы мы ни поднялись из них, мы сделаем это вместе. Судьба, возможно, не выбрала меня, чтобы носить твою метку души, но я позабочусь о том, чтобы она знала, что в этой жизни и во всех последующих я всегда буду твоим. Я всегда был.
Где-то я слышу, как Шекспир плачет, что мы бросили вызов его надеждам. Мы несчастные влюбленные, обреченные с самого начала, и вот мы стоим.
Рука об руку.
Все мертвые поэты, писавшие о сладкой, нежной любви, взывают от отвращения к нашей болезненной, извращенной версии чувства.
Но это мы.
А мы вечный огонь.
Навсегда.
Отец пишет мне письма.
Четкие, хорошо структурированные отчеты о том, на что похожи его дни. Как они тянутся и чем он занимается в свободное время. Иногда кажется, что он просто в отпуске на затерянном острове.
Вот такие регулярные разговоры.
Если бы кто-то другой поднял их и проследил за его рукописным письмом до самой последней строки, он бы никогда не заподозрил, что он заперт в бетонной коробке, выжидая своего часа в камере смертников.
Вот такой он нормальный. Каким он всегда был нормальным.
Когда общество узнает, что монстры мира не те, у кого желтые зубы и острые когти? Сколько документальных фильмов мы должны посмотреть, пока не увидим правду, не увидим себя такими, какие мы есть на самом деле?
Мы лидеры свободного мира. Ваш сосед, устраивающий летние барбекю, мужья с семьями, политики, врачи.
Мы не живем под твоей кроватью или в шкафу — это слишком просто. Для нас это недостаточно сложно.
Нет, мы стоим в дневном свете ваших домов, на открытом воздухе. Изучая свою жизнь, каждый божий день учась тому, как превратить себя в того, кого ты считаешь «хорошим человеком». Человек, которому ты доверяешь, человек, которого ты впускаешь в свой дом на кофе, человек, от которого ты меньше всего ожидаешь, что он безжалостно убьет тебя на полу в спальне.