Я собираюсь уйти — это то, что я говорю себе, когда мои ноги глухо стучат по коридору. Мне нужно, чтобы меня ударили, или мне нужно что-нибудь взорвать, прежде чем я сгорю.
Вот только, проходя мимо дверей театра, я останавливаюсь.
Я знаю, что Сэйдж приходит сюда после обеда каждый день из-за своего свободного времени. Я сидел здесь много дней, наблюдая за ней в заднем ряду комнаты без ее ведома, просто чтобы увидеть ее в том, что я считал ее естественной стихией.
Я сидел как гребаный щенок. Дурак. Чертов болван. С пеной у рта, как будто она была какой-то богиней или ангелом. Я сидел и смотрел, думая обо всем, что я сделаю и скажу ей позже. Так я прожила день, не выпотрошив ее парня.
Это удерживало меня, пока я не увидел ее снова, потому что, если быть честным с самим собой, единственное реальное место, где я чувствовал хоть что-то близкое к счастью, было рядом с ней. Не просто комфорт, как у мальчиков, а настоящее счастье.
Чувство, которого я не испытывала с тех пор, как умерла моя мама.
Черт возьми, как я мог сделать это с собой. Как я мог хотя бы на долю секунды подумать, что способен влюбиться.
Даже после того, что сказала Роуз, даже после кольца на ее пальце, эта сила внутри меня продолжает пытаться защитить ее. Он теряет ложную надежду, умоляя мой мозг прислушаться, быть оптимистичным. Что, может быть, все это какое-то огромное недоразумение.
В нее хочется верить.
В чем бы мы ни были.
Я распахиваю двери в театр, проклиная себя.
— Ты жалкий гребаный идиот, — мои руки тянут меня за волосы, болезненно дергая за пряди.
Даже когда у меня нет причин верить ей, я все равно жду. Я прислоняюсь к стене в темноте и продолжаю быть парнем, который верит в нее. Я верю в Сэйдж, которую я видел той ночью на Кладбище.
Она никак не могла притвориться, как ее глаза вопили о помощи.
Она не могла подделать все эти разговоры, все эти ночные болтовни и смех.
Не может быть.
Я стою здесь, ожидая, пока тикают минуты, идя на войну с самим собой, никогда не осознавая до этого самого момента, что я на самом деле начал надеяться на что-то хорошее на этот раз.
Что-то, что не болит.
Обманывала, думая, что я заслуживаю большего.
Дверь снова открывается, звук студентов снаружи стихает, как только дверь за ней закрывается.
Я не собираюсь затягивать это. Я хочу ответов.
Мне нужна правда.
— Я отдам тебе должное, Сэйдж. Ты чертовски хорошая актриса, — я отталкиваюсь от стены, приближаясь к ней. Мое тело возвышается над ее даже на этих каблуках с ремешками.
— Рук…
— Вернемся к поджигателю, хорошо? «Рук» для людей, которые не лгут нагло мне в лицо, — моя внутренняя война извергается из моих уст, мои слова даже не дают моему разуму ни секунды, чтобы выслушать ее.
Я смотрю в эти огненно-голубые глаза и ищу что-то, что угодно. Вспышка эмоции, которая могла зажечь мою надежду, чтобы она не сгорела.
Может быть, гнев, потому что я сомневаюсь в ней. Печаль, потому что она в какой-то беде.
Я бы принял сожаление. Я бы смирился с тем, что она солгала мне об Истоне и сожалела об этом, потому что она научилась заботиться обо мне.
Вместо этого я ни с чем не встречаюсь.
Пассивное лицо с непроницаемым выражением.
Я смотрю в потолок, моя грудь расширяется от глубокого вдоха.
— Как долго ты собиралась это продолжать? Ты планировала держать меня рядом до самого поступления или когда тебе нужно было выяснить, кто был папой ребенка?
Она просто стоит там, глядя на меня без какой-либо реакции. Обычно она кричала в ответ, сопротивлялась мне, потому что это была она. Вот кем она была со мной.
Во мне столько энергии, что мои руки хотят протянуться и сжать ее. Я хочу кричать на нее, чтобы она сказала что-нибудь, сказала что-нибудь.
— Скажи мне, что это ложь, Сэйдж, — говорю я резким тоном, но у меня болит грудь.
Она сказала мне, что я могу оставить ее себе. Что она была моей, а здесь я делаю прямо противоположное.
Мне никогда не удавалось сохранить то, что мне было дорого.
Я просто хочу эту богом забытую вещь.
— Пожалуйста, скажи мне, что помолвка — это розыгрыш, что это неправда. Что именно этого хотели для тебя твои родители. Скажи мне правду, и я клянусь, что разорву мир пополам, чтобы спасти тебя от него, чтобы защитить тебя, — я продолжаю. — Скажи мне, что ты, что цеплялась за мою толстовку, когда спала, — настоящая ты. Скажи мне, что я получил настоящую Сэйдж.