Выбрать главу

Вот теперь он все понял и осознал. Но снова не возразил, а направился вслед за Шмаковым.

Миша и Эдик вышли, а я приоткрыл форточку и закурил. Знаю, что вредная привычка, и понимаю, что надо бы бросить. Однако что-то внутри, в душе, против этого. Плевать! Каждый день как последний, так пропади все пропадом. Мне не известно, сколько я проживу, и когда меня прибьют. Но меня это почему-то совсем не пугает, и грозные надписи на пачках сигарет кажутся мне смешными. Смерть, говорите? Ха-ха! А мне не страшно и я рассматриваю ее, чуть ли не как избавительницу от всей земной шелухи. Как там сказал наш незабвенный классик Лев Николаевич Толстой? "Люди, боящиеся смерти, боятся ее оттого, что она представляется им пустотою и мраком. Однако пустоту и мрак они видят лишь потому, что не видят жизни". Да, как-то так.

Сигарета была докурена, и я затушил бычок в пепельнице. После чего хотел включить зомбоящик и посмотреть новости. В прошлой жизни политикой не интересовался, а зря. Морды врагов надо запоминать и необходимо понимать, куда они нас толкают. Тогда многое становится понятным. Почему газ и электричество в России дороже, чем в Китае? Почему бензин дороже, чем в Европе? Почему киприотам президент кредит дает под два процента, а у нас в банках они от десяти процентов? Почему РПЦ на алкоголе и сигаретах наживается? Отчего Зюгановы с Жириновскими и прочие "типа оппозиционеры" — клоуны, языком много трындят, но никогда и ничего не делают без одобрения свыше? Да с какого хера такие глупые законы, направленные на уничтожение людей, принимаются? Как верно говорит Путин: "Наш народ живет хорошо", и он не лжет. Его народ, жидовье поганое, чувствует себя в России просто замечательно, а мы так, мимо проходили. Временная помеха и не более того.

Было, я потянулся к пульту, но в сквере увидел Пашу Гомана, который направлялся к дому. Что характерно, он был не один, а с пожилым мужиком в оранжевой робе, по виду русским. Обычный работяга, каких много. Однако вчера я заметил его во дворе, и он крутился рядом с азиатами-гастарбайтерами, что было странно.

Звонок в дверь. Я открыл и увидел гостей. Паша кивнул на мужика в робе и сказал:

— Он со мной.

— Проходите.

Мужик в оранжевой робе, обдав меня густым запахом пота и строительной пыли, прошмыгнул на кухню, а мы задержались в прихожей, и я спросил Пашу:

— Ты кого привел?

— Это Семеныч, наш человек. В прошлом учитель, теперь гастарбайтер, живет в Узбекистане, никак оттуда выбраться не может. Здесь работает по сантехнике и строительству. Как раз в том самом здании, где резиденция сектантов. Ему можно верить.

— Он знает, что мы задумали?

— Нет. Я ему шепнул, что нас интересует дом и внутренняя планировка, и за информацию мы готовы заплатить. — Гоман хлопнул меня по плечу: — Не колотись, Егор. Сам мне недавно про доверие говорил, а Семеныч не сдаст. Ручаюсь. У него дочка из-за таких же сектантов повесилась. Я знаю, он в этом доме уже полгода живет, успели пообщаться.

— А как ты на него вышел?

— Случайно. Присматривался к резиденции "Нового мира", глядь, а тут Семеныч выходит. Слово за слово, и все сложилось. Никакой подставы и я это расцениваю как большую удачу.

— Хорошо.

В отличие от Токарева работяга Семеныч от чая не отказался, и беседа пошла сразу. Мужик без стеснения взял из вазочки пряник, сгрыз его и запил чаем. После чего оглядел нас взглядом, в котором была хитреца, кивнул на Гомана и обратился ко мне:

— Паша сказал, что вас дом на Андроновском шоссе интересует, где я сейчас работаю. Верно?

— Да, — подтвердил я.

— Что именно знать хотите?

— Все. Схема здания. Где и какие помещения. Где электрика отключается. Как охрана меняется. В общем, что знаешь, о том и расскажи.

— А вы мне за это что?

— Деньги.

— Две тысячи, — сходу заявил работяга. — Долларов.

Мы с Гоманом переглянулись. Две тысячи не жаль, это зарплата Семеныча за пару месяцев, если он мастер, а не подсобник. Мог бы и больше попросить. Но, видать, меру знает.

— Договорились. Но учти… — я посмотрел на работягу.

— Не беспокойся, молодой, — Семеныч смело перебил меня и взмахнул рукой. — Не сдам. Я же вижу, кто в том доме собирается. Сволота одна и мне нет дела до того, что вы задумали. Так что лишнего не сболтну, а через четыре дня вообще уезжаю. Хочу семью в Россию перевезти. Да и вы пока ничего криминального не совершили. Интерес проявили, и только. За это не сажают.

— Ладно, — я кивнул. — Начинай.

Глава 6

Подмосковье. Лето 2013-го.

Черная "Toyota Land Cruiser Luxe" въехала на территорию элитного подмосковного поселка Светлогорье. Престижный автомобиль, который принадлежал простому российскому чиновнику с зарплатой в 40 деревянных кусков, прокатился по отличной ровной трассе. Неспешно, можно даже сказать, вальяжно, он миновал несколько шикарных коттеджей и ночной магазин, а затем въехал во двор примыкающего к редкому леску владения и остановился перед четырехэтажным белым домом.

Первым из машины выскочил водитель, поджарый брюнет в синей рубашке с короткими рукавами, который подскочил к задней двери и открыл ее. После чего показался пассажир, полный пожилой господин с объемистым чемоданчиком. Его смуглое усатое лицо выдавало в нем уроженца знойного юга, а золотые швейцарские часы, итальянская кожаная обувь и костюм от английского портного говорили о том, что если кто-то и бедствует в России, то не он.

Звали этого человека Георгий Шалвович Папунадзе и он являлся самым обычным столичным чиновником средней руки. Должность так себе — начальник одного из районных управлений Департамента социальной защиты населения города-героя Москва, таких в столице сто двадцать человек без малого. Кажется, что можно получить занимаясь социалкой? Ничего, кроме геморроя, ибо забота о населении и защита его прав это нервотрепка, да и только. Но это только на первый взгляд. Если не быть простаком и знать, как правильно делать дела, то эта должность давала большие возможности, солидный доход и открывала перед ее носителем многие двери. А Георгий Папунадзе простаком никогда не был, по крайней мере, таковым себя не считал, и потому имел с должности все, что положено, и чувствовал себя просто замечательно. А все почему? Да потому, что он всегда помнил наставление своего мудрого отца, вора в законе Шалвы Жоржолиани: "Сынок, не забывай делиться с вышестоящими и жертвовать на церковь, а начальство и бог это увидят, и жизнь сама вынесет тебя наверх". Все просто и эта нехитрая заповедь помогала ему во всем и всегда.

Георгий Папунадзе вобрал в грудь напоенный лесными ароматами воздух. Хорошо. Свежо. Чисто. Не то, что в пропыленной и душной Москве, где народ дышит смогом. Правда, на родине, в грузинских горах, воздух чище, и местное Истринское водохранилище не сравнить с рекой Кура, на берегу которой вырос Папунадзе. Но что поделать? Ради того, чтобы достойно жить приходилось чем-то жертвовать.

— Дато, — Папунадзе посмотрел на водителя, бывшего военного, который всего год назад был кадровым офицером грузинской армии, — можешь быть свободен. Завтра привезешь мою супругу и детей, шашлык делать будем, пить будем, земляков пригласим, споем.

— Как скажете, Георгий Шалвович, — водитель кивнул и добавил: — Только дом обойду, осмотрюсь и поеду.

— Ладно, — чиновник милостиво качнул головой и направился к особняку.

В сопровождении водителя, который помимо своих прямых обязанностей был еще и телохранителем, Папунадзе подошел к двери и набрал код замка. Охрана поселка, которая встретила его на КПП, была в курсе, что приехал хозяин, и потому тревожная сигнализация не сработала.

Щелк! Замок открылся и в дом вошел водитель. Папунадзе недовольно поморщился — он не любил, когда его отодвигали в сторону, и считал, что охрана ему не нужна, тем более в охраняемом элитном поселке. Однако все соседи: прокуроры, полицейские, чиновники из московской мэрии и бизнесмены; имели телохранителей, а Дато был свой, сын троюродной тетушки Дарико Геловани. Поэтому, когда Георгия попросили пристроить уволенного из армии и успевшего повоевать в Абхазии спецназовца, то отказа с его стороны не было. А что Георгию нравилось особо, родственник не позволял себе фамильярности и четко разделял работу и посиделки в кругу семьи.