— Не смотри на меня так, как будто издеваешься над всем миром! — часто повторяла ему жена, Бебе Донж.
Бебе! И кому пришло в голову называть ее Бебе! После десяти лет супружества, он так и не привык к нему. В конце концов!.. Но поскольку вся их семья всегда называла ее так и друзья тоже, и вообще все!
Нужно вывести машину из гаража, выйти из нее, чтобы открыть белые ворота, а потом вновь закрыть их. До города было всего пятнадцать километров. На дороге встречалось много велосипедистов. Особенно много их было на косогоре Бель-Эр, поскольку там они вынуждены идти пешком, толкая вперед свои машины. Уже готовились к пикникам на опушке леса. Франсуа любил охоту, он подумал, что на открытии сезона будут еще спотыкаться об осколки бутылок. А вот и мост. Улица Понт-Неф, совершенно прямая, словно разрезанная лучами солнца на две части. Впереди, на расстоянии с километр, на тротуаре виднелось четыре-пять прохожих. Низкие ставни лавок и вывески, которые, казалось, выступали больше, чем в другие дни. Большая красная трубка украшала отдел табака, огромные часы — витрину часовщика, гербовый щит — дом судебного исполнителя, который приготовил свою машину к поездке.
Центральный бакалейный магазин под большим тентом. Запах пряников. Бакалейщик в грубой блузе. Он как раз запихивал свою семью в машину, которая служила ему для доставки продуктов.
— Дайте-ка маленький кулек конфет для моего сына.
— Как поживает мосье Жак? Он должен окрепнуть в деревне. А мадам Донж? Ей не скучно одной?
Этот кулек с конфетами на самом деле Франсуа забыл отдать сыну, и гораздо позднее, по меньшей мере недели через три, когда он надел костюм, в котором был в это воскресенье, нашел кулек совсем слипшихся конфет.
Через три недели! Говорили:
— Через три недели.
Или:
— Три недели назад.
И было невозможно представить, что эти три недели могли заключить в себе, того, кто предположил бы, что через три недели Бебе Донж, будет в тюрьме. Женщина, самая изящная, самая красивая и самая грациозная. О ней никогда не говорили так, как говорят о ком-то другом, как, например, о ее сестре Жанне.
Если говорили:
— Я встретил вчера Жанну у модистки.
Эти слова произносили как-то естественно. То есть просто встретили Жанну Донж, маленькую, подвижную женщину, толстушку, которая всегда в движении, жену Феликса Донжа. Так получилось потому что две сестры вышли замуж за двух братьев.
— Я вчера видела Жанну.
И это не было событием. А, если наоборот, говорили:
— Я ходил в Шатеньрэ и видел Бебе Донж.
И обязательно добавляли:
— Какая восхитительная женщина!
Или еще:
— Она сегодня еще более соблазнительна, чем обычно…
Или:
— Нет никого, кто бы одевался, как она.
Бебе Донж! Просто картина! Невесомое существо, неземное, вышедшее из сборника стихов.
Бебе Донж в тюрьме?
Франсуа снова сел в автомобиль, хотел было остановиться у Центрального кафе, чтобы выпить аперитив, но решил этого не делать, из боязни опоздать с доставкой шампиньонов.
На косогоре он обогнал машину своего брата. Феликс сидел за рулем. Их огромная и достойная теща, мадам Д’Онневиль (ее покойный супруг, до их свадьбы, писал свою фамилию «Донневиль») сидела рядом, одетая как всегда в воздушную, легкую одежду. Сзади разместилась Жанна с двумя детьми. Бертран, которому было десять лет, наклонился к окну и помахал дяде рукой.
Оба автомобиля, один за другим, подъехали к воротам Шатеньрэ. Мадам Д’Онневиль заметила:
— Не вижу необходимости в том, чтобы нас нужно было обгонять.
Затем, без перехода от одной мысли к другой, взглянув на открытые окна дома:
— Бебе встала?
Бебе Донж ждали добрых полчаса. Как обычно, она провела два часа за туалетом.
— Здравствуй, мама… Здравствуй, Жанна… Здравствуй, Феликс… Ты что-нибудь забыл, Франсуа?
— Шампиньоны…
— Надеюсь, завтрак готов? Марта! Вы накрыли на террасе? Куда пошел Жак? Марта! Где Жак?
Я его не видела, мадам.
— Он должен быть на ручье. — вмешался Франсуа. — Сегодня утром он поймал рыбу и был как сумасшедший.
Если он промочит ноги, то заболеет на пару недель.
Вот и мосье Жак возвращается. Мадам, все готово.
Было жарко. Солнце немного напоминало сироп, в траве трещали кузнечики.
О чем говорили за столом? Во всяком случае о докторе Жалиберте, который строил новую клинику. И очевидно, именно мадам д’Онневиль говорила о докторе Жалиберте, при этом не упустив случая бросить взгляд на Бебе Донж и Франсуа.