— К чему ты вспоминаешь сейчас все эти жалобные истории? — рыкнул на него Леппринсе.
— Вот, взгляни, — и Кортабаньес протянул ему вместо ответа исписанные листки, подобранные с пола. — Бедный Пере читал их, когда его убили.
Леппринсе взял протянутые ему листки, пожелтевшие от времени и от того, что их часто держали в руках, и прочел:
«Дорогие родители! Получил от вас весточку и очень рад, что вы живы-здоровы. Мне не на что пожаловаться, хотя суровые зимы, которым, кажется, не будет конца, не дают мне как следует оправиться от простуды. Да, здесь совсем как пишут в романах: беспрерывно льют дожди…»
Письмо было датировано 15 марта 1889 года. Леппринсе бросил его на пол и стал читать следующее:
«Дорогой отец! Прошу тебя, не показывай это письмо маме, но я сильно расхворался. Уже целую неделю у меня держится высокая температура. Врачи говорят, что нет особых причин для волнений и во всем виноват местный климат. К счастью, до экзаменов осталось совсем немного времени, и я скоро приеду к вам на каникулы. Вы даже не представляете, как мне вас не хватает. Одинокий и больной, в этой замечательной, но чужой мне стране. Я только и мечтаю о Барселоне…»
— К черту! — выругался Леппринсе. — Помоги мне поставить стол, как он стоял.
Вдвоем они перевернули его, стараясь не производить шума. Кортабаньес громко плакал.
— Пойдем отсюда, — сказал Леппринсе. — Здесь ничего нет. Подозреваю, что этого проклятого письма и не было.
VI
Вслед за весной пришло ослепительно яркое, тяжкое, влажное лето, которое терзало город и его обитателей. Климат пагубно сказался на хрупком здоровье беременной Марии Росы, плохо переносившей немилосердный зной. У нее началась гипертония. Мы уже не посещали супругов Леппринсе и виделись лишь во время воскресных прогулок. Но вскоре прогулки тоже прекратились, и мы совсем перестали видеться с супругами Леппринсе. Мария Роса не выходила из дома и почти не покидала своей спальни. Время от времени она, поражая слуг, появлялась словно призрак, молчаливая, больная, с застывшим лицом, едва передвигая ноги, устремив куда-то неподвижный взгляд. Растрепанная, бледная, в пеньюаре, она обходила дом, напуганная неотвратимостью рока, словно рыба, обозревающая края аквариума. Мы с Марией Кораль, разлученные с супругами Леппринсе, потерявшие всякую связь с обществом, оказались замкнутыми в свой мир вежливых отношений и связывавших нас неосязаемых уз. И тогда вдруг все мое существо воспротивилось уготованной мне судьбе. Во мне пробудилась злоба, которую я еще как следует не осознавал, но теперь, по прошествии многих лет, спокойно оглядываясь в прошлое, хорошо понимаю: она явилась следствием постоянно сдерживаемых мною чувств и слишком быстро развеянных аллюзий. С каждым днем мое раздражение возрастало. Я стал груб с Марией Кораль и жестоко, язвительно насмехался над ней. Вначале Мария Кораль делала вид, что ничего не замечает, но потом сорвалась. Обладая живым умом, Мария Кораль не лезла за словом в карман. Мы ссорились по пустякам и ругались до изнеможения. Как-то июньским вечером в ночь праздника Иоанна Крестителя разыгралась драма.
Случилось так, что мы повздорили, и я обрушил на нее все упреки, какие только приходили мне в голову. Я был в страшном гневе и чувствовал свою правоту. Мария Кораль насупилась, глаза ее увлажнились, плечи втянулись. Она походила на нокаутированного боксера. Наконец срывающимся голосом она попросила меня замолчать. Но, должно быть, в меня вселился бес, потому что я ополчился против нее с новой силой. Мария Кораль встала со стула и вышла из гостиной. Я последовал за ней по коридорчикам, но она, пойдя в комнату, заперла дверь на задвижку. Меня это взорвало. Я разбежался и изо всех сил надавил на дверь плечом. Створка треснула, петли соскочили. Мария Кораль стояла у кровати, явно напуганная. Я подошел к ней, обнял и поцеловал. Может быть, для того, чтобы унизить? Кто знает? Она не сопротивлялась, даже не шелохнулась, словно мертвая. Я опустился перед ней на колени и обнял за талию, но колено мое подогнулось, и я свалился. Но тут же мгновенно вскочил. Мария Кораль лежала на кровати, прикрыв веки, тяжело дыша. Если бы я опомнился вовремя, то поспешил бы удалиться из комнаты. Тогда бы козыри были в моих руках. Но я не внял голосу разума, приблизился к кровати и склонился над Марией Кораль, прижав к себе ее желанное тело. Мария Кораль словно окаменела.
— Я уже говорила тебе, если ты захочешь овладеть мной, я не стану сопротивляться, — процедила она сквозь зубы, — но тогда пеняй на себя.