Я отдернул руки и пристально посмотрел на нее.
— Как ты смеешь так говорить? Неужели ничего не изменилось между нами? И за все эти месяцы ни на йоту не поколебалось твое решение?
— Мое нет. А вот твое — кажется, да.
— Как можно быть такой эгоистичной? По-твоему, ты ничем мне не обязана?
— Хочешь предъявить мне счет?
— Нет. Я только хочу, чтобы ты поняла, до какой степени несправедлива ко мне. Я женился, принял твои условия и чту их. Когда ты болела, я заботился о тебе, как добрый муж. В конце концов, ты находишься на моем иждивении. Неужели этого мало?
Мария Кораль приподнялась в кровати, опершись на руки.
— Ты так думаешь? Как можно быть таким идиотом? Ты все еще веришь, что тебе платят за твою работу и помогают по дружбе? Все еще ни о чем не догадываешься?
— О чем я должен догадываться? На что ты намекаешь?
Мария Кораль уткнулась лицом в колени и заплакала так, как не плакала со дня своей болезни.
— О боже, до чего ты глуп, слеп и беспомощен!
И вот что она мне рассказала:
— Все началось с отеля на улице Принсеса, где я выздоравливала после болезни, которая стоила бы мне жизни, не приди ты вовремя. Врач вылечил меня, и я должна была покинуть отель через каких-нибудь несколько часов. И тут явился ко мне Леппринсе, против своего обыкновения один. После довольно долгого вступления он затеял глупый разговор о том, как он одинок, не понят своей женой и разочарован в ней. Что он ненавидит ее и женился только ради денег и стремления завладеть предприятием. Потом он предложил мне вернуться к прошлому, снять для меня где-нибудь квартирку, выделить небольшую ренту. Я отказалась. Жизнь была слишком сурова ко мне в последние годы, и я научилась извлекать выгоду из сделок. Предложение его было великодушным, но ненадежным: Леппринсе человек непостоянный и, кто знает, что взбредет ему в голову через месяц или год. Поэтому я поставила ему свои условия: я отказывалась от денег, квартиры и даже торгового заведения и акций, которые он мне предлагал, а взамен потребовала достойного мужа, с хорошим положением, трудолюбивого. Леппринсе рассмеялся и ответил: «Ну раз так, считай, что дело в шляпе». Вероятно, говоря это, он имел в виду тебя. В голове его созрел неплохой план: ты работаешь на него, содержишь меня, и, таким образом, я достаюсь ему даром. Когда он предложил мне тебя в качестве будущего мужа, мне стало очень любопытно, каков же этот человек, согласившийся на столь постыдную сделку? Я решила, что ты либо циник, либо круглый дурак, либо несчастный, погрязший в долгах. Но мне и в голову не приходило, что ты окажешься влюбленным идеалистом. Когда же я поняла это, мне стало жаль тебя и по сей день я испытывала к тебе даже уважение. При таких обстоятельствах, сам понимаешь, я никогда не могла стать твоей. Все эти месяцы я старалась не омрачать твоего существования и скрывать правду. Но ты заставил меня сегодня признаться тебе во всем. Что мне еще оставалось? У меня было множество мужчин, им нет числа. Мне пришлось бежать из родной деревни, чтобы меня не забросали камнями до смерти. Потом меня подобрали цирковые силачи. За еду и кров, которые они мне давали, я должна была спать с ними по очереди. Сначала с одним, потом с другим. Часто они приходили пьяные и не хотели соблюдать очередности. Нередко они били меня. Затем появился Леппринсе. И еще многие другие. Только с тобой у меня сохранились чистые отношения. Вот почему я поставила тебе определенные условия и плакала тогда на курорте. Моя жизнь превратилась в сплошной ад. Когда ты уходишь на работу, вместе с тобой уходит мой покой. Через несколько минут сюда является Леппринсе с Максом. Иногда он проводит здесь час, а иногда задерживается надолго. Без умолку говорит о себе, своих коммерческих делах, политических планах, а главное — о своем будущем ребенке, которого ждет не дождется. В таких случаях он здесь обедает, проводит сиесту, а потом читает газеты и пишет письма до самого вечера. Даже вызывает сюда секретаря, если ему нужно. Когда он задерживается здесь до вечера и боится, что ты можешь прийти и застать нас вместе, он звонит своим людям и велит им дать тебе какую-нибудь срочную работу. Вот видишь, как все просто, когда имеешь деньги и власть. Думаю, если бы ты все же явился, несмотря на предосторожности, Макс пристрелил бы тебя из пистолета. У этих людей нет сердца.
— А у тебя оно есть? — спросил я.
— Не знаю. Я совсем запуталась.
Я встал и, не проронив ни слова, покинул свое жилище и вышел на улицу. Перед домом, посреди улицы жгли праздничный костер. Слышались взрывы петард, вспыхивали в небе ракеты, играл духовой оркестр, повсюду виднелись нарядно одетые люди; некоторые в маскарадных костюмах и масках. Потрясенный, я брел по городу среди всеобщего ликования, пока не добрал до Рамблас. Набережная походила на огромную танцевальную залу, на арену цирка, на сумасшедший дом. Весельчаки грохотали на все лады трещотками, бубнами, кастаньетами и другими музыкальными инструментами, солдаты водили хороводы, море людских голов в бумажных шапках наводняло все вокруг. Даже дежурные полицейские пели и кидали шутихи под ноги танцующим девушкам. Я шел, глядя на красочное зрелище праздничного города, униженный, оскорбленный, разгневанный, как вдруг чья-то рука опустилась на мое плечо с такой силой, что я едва удержался на ногах.