— Хавиер, это ты! — услышал я чей-то окрик среди оглушительного гвалта.
— Перико Серрамадрилес! — воскликнул я, не сразу признав своего приятеля, лицо которого скрывалось за гротесковым картонным носом.
— Веселишься? — спросил он, глядя на меня покрасневшими глазами и обдав запахом винного перегара.
— Ничего подобного! Если бы ты только знал…
— Что случилось? У тебя такой убитый вид! Да говори же!
— Не стоит портить тебе праздник. Ты здесь с кем-нибудь?
— Да, с веселой компанией, и, честно говоря, там есть несколько модисточек, от которых я кое-чего жду.
Он показал мне на шумную группу цветущих, молоденьких, полненьких девушек, смешно пародирующих канкан: они танцевали, смешно подпрыгивая, задирая юбки до колен и вызывающе вытягивая губки дудочкой.
— Иди к ним, Перико, я не хочу портить тебе праздник.
— Перестань, я найду их потом. Подожди минутку, я только скажу им пару слов.
Он что-то сказал наиболее серьезному из мужчин, послал воздушный поцелуй девушкам и снова вернулся ко мне.
— Ну, а теперь рассказывай все как на духу, Хавиер. Мы ведь были с тобой друзьями, хоть ты и стал сторониться меня в последнее время.
— Да, это верно. Но только давай пойдем в какой-нибудь укромный уголок, хорошо? Я угощу тебя вином.
Мы нашли тихую, полутемную, унылую таверну, где никого не было, кроме двух пьяных в полосатой униформе ветеранов кубинской войны. Крепко обнявшись, чтобы не упасть, они петляли между столами, напевая вполголоса. Мы сели в сторонке и попросили принести нам бутылку вина и два стакана. Выпив первый глоток, я почувствовал тошноту: с самого полдня у меня не было во рту ни крошки. Но по мере того, как вино оседало у меня в желудке, самочувствие мое улучшалось, возвращалась уверенность в себе и даже появилась готовность противостоять ударам судьбы.
— Ах, Перико, — заговорил я, — сегодня мне нанесли смертельный удар.
— Какой же?
— Я узнал, что моя жена путается с другим.
— Твоя жена? Ты имеешь в виду Марию Кораль?
— Естественно.
— И поэтому расстроился?
— По-твоему, этого мало?
Он посмотрел на меня так, словно я свалился с луны.
— Послушай, но… я думал…
— Что ты думал?
— Я думал, ты знаешь, что твоя жена… и Леппринсе…
— Ну, ну, добивай меня!
— Но, Хавиер, об этом знает вся Барселона.
— Вся Барселона! И ты ничего не сказал мне?
— Мы думали, ты знал об этом, когда женился. Неужели ты действительно ничего не знал до сего дня?
— Клянусь жизнью матери, Перико!
— Ну и ну! Эй, парень, подай-ка еще бутылку вина!
Парень принес нам вина, и мы мгновенно осушили бутылку.
— А о том, что произошло в казино, тоже ничего не знал? Об этом даже писали в газете, не называя имен, конечно, хотя и так и без того все было ясно. Разумеется, в левой прессе.
— А что было в казино?
— Я вижу, ты паришь в облаках. Леппринсе публично дал пощечину своей… твоей жене в казино Тибидадо. Она хотела прикончить его ножом, который принесла с собой в кармане. Полиция чуть было не арестовала ее, но в дело вмешался Кортабаньес.
— Быть того не может! А за что ударил ее Леппринсе? Что она ему сделала?
— Не знаю. Из ревности, наверное.
— Стало быть, есть кто-то еще?
— Возможно. Не к тебе же он ее ревновал, прости меня.
— Чего уж там, не церемонься со мной. Раз я стал посмешищем всего города.
— Не стоит преувеличивать, Хавиер. Большинство считает тебя негодяем. Им и в голову не приходит, что ты ничего не знаешь.
— Лучше уж так.
Пьяные уже перестали петь и громко храпели, лежа на полу. На улице по-прежнему царило веселье. Перико положил мне руку на плечо.
— Я плохо думал о тебе, Хавиер, прости.
— Тебе незачем извиняться передо мной. Ты сослужил мне добрую службу. Я предпочитаю слыть негодяем, а не круглым дураком.