Среди гостей, находившихся на вилле, был Сэм Вассермен — кинопродюсер и режиссер из Лос-Анджедеса, промышлявший в основном тем, что передавал право на экранизации голливудским кинофирмам.
Он находился здесь с женой — маленькой толстой блондинкой Фис, раздражавшей всех своей невероятной разговорчивостью.
Вассермен жаловался супруге на то, что ему необходимо встретить в аэропорту гостью Лайе.
— Он говорит: она настолько красива, что не может путешествовать одна. Ерунда! Здесь и в Голливуде таких красавиц хватает!
Выполнить, однако, просьбу Лайе ему все же пришлось. Прибыв в аэропорт на своем роскошном кадиллаке, он скептически ожидал появления новой гостьи.
Эффект, который произвела на него девушка, буквально лишил его дара речи. Вассермен ошалело смотрел на возникшее перед ним чудо.
Наконец он бросился к ней, схватив руку Мэри и ее чемодан.
— Я Сэм Вассермен, — представился он. — Месье Лайе просил вас встретить и доставить на виллу. Вы Лора Смайт, не так ли?
Когда он повел Мэри к кадиллаку, то несколько раз пробормотал:
— Боже мой! Если бы я был хотя бы на двадцать лет моложе!
Глава 19
Только, когда Мэри посмотрела на Средиземное море из окна своей комфортабельной спальни, ее, наконец, покинуло напряжение, сковывавшее все ее мысли и чувства на протяжении последних месяцев. Казалось, время остановилось.
Этому впечатлению способствовали пустые и недалекие обитатели виллы. Кроме супругов Лайе, здесь были и другие гости. Джеймс Кристофер с женой, он сбежал из Англии, чтобы не платить налоги, поскольку экранизации его книг дали ему миллионы. Супруги из Голландии Вандергофы относились к той золотой молодежи, которая никогда не работала, прожигая деньги родителей. Автор многосерийной телевизионной постановки Джозефин Джонс отдыхала вместе со своей пятнадцатилетней дочерью Дженнифер, игравшей небольшую роль в ее картине. Конечно же, самое неизгладимое впечатление произвела на девушку Фис Вассермен, поскольку рот ее вообще не закрывался.
Дни проходили однообразно. Днем все купались и загорали, вечером устремлялись на спектакли или в кабаре. Находясь среди людей, Мэри постепенно привыкала к их вниманию и восхищению. Девушка понимала, что атмосфера спокойствия, в которую она погрузилась, чисто внешняя. Где-то бурлит жизнь…
Не составляло большого труда заметить, что Вассермен все время куда-то отлучается, а его жена периодически бросает на Мэри лукавые и загадочные взгляды.
Наконец, когда девушка нежилась в лучах солнца на пляже, Фис, наконец, прорвало. Усевшись рядом в своем, делающем ее похожей на надувной шарик, красном купальном костюме, она неожиданно выпалила:
— Вас, очевидно, интересует, чем занят Сэм? Он печется о вашем будущем.
Такое начало не оставило Мэри безучастной:
— О моем будущем? — спросила она.
— Он умеет обработать уйму людей. Вы даже не представляете, какие приемы мне приходится закатывать в Лос-Анджелесе, чтобы он мог состряпать свои дела.
— Что за будущее? — поинтересовалась Мэри, понимая, что чем дальше, тем будет труднее остановить красноречие Фис.
— Мой муж стреляный воробей. Он прекрасно ориентируется в мире кино. Наверное, поэтому Фасберже попросил именно его устроить вашу кинематографическую карьеру.
— Фасберже?
— Именно он. Эмиль считает, что это поможет рекламе его нового крема. Обстоятельства сейчас сложились удачно. Одна студия проводит здесь поблизости натурные съемки. В Каннах появился известный телевизионный посредник Эйб Шварц. Неподалеку отдыхают представители еще одной кинокомпании и национального телецентра. Глупо упустить такую возможность! Надеюсь, все эти люди будут драться из-за вас, предлагая семилетний контракт.
Мэри не скрывала грусти, когда сказала:
— Мне так хотелось в свое время быть актрисой. У меня были способности, но не было красоты. Теперь, когда я приобрела внешность, я не уверена в том, что эти способности что-то значат.
— При вашей красоте никакой талант не нужен! В эту субботу здесь появится немало людей, чтобы взглянуть на вас. Помните, Сэму положено десять процентов за посредничество. Если в компанию вступит Эйб Шварц, проценты возрастут вдвое… Существует определенная такса, о которой, как правило, никому не рассказывают.
— Я не собираюсь обо всем этом говорить!