Почти весь дипломатический корпус империи был заполнен европейскими искателями счастья, чрезвычайно мало волнующимися об интересах России. То же происходило и с высшим офицерством. В войсках закрепилась прусская шагистика. «Плацпарадная выучка войск в его царствование была доведена до неслыханного в Потсдаме совершенства. В кампанию 1805 года весь поход — от Петербурга до Аустерлица — Гвардия прошла в ногу.»
Александр I остался во мнении либеральных историков светлой личностью, а тем людям, которым пришлось латать дыры александровского правления, повезло куда меньше. Их всех ославили реакционерами, держимордами и т. д.
«Молодой император (Николай) наследовал государство при полном расстройстве внутреннего управления, утрате Россией ее влияния в сфере международных отношений и отсутствии каких-либо существенных приобретений в будущем. С другой стороны, во всех отраслях администрации накопилась такая масса горючего материала, что он мог ежеминутно воспламениться. Исаакиевский собор был разрушен и символизировал государство».[35]
Ирония русской судьбы. Счёт за неудачное правление Александра, своего многолетнего единомышленника, либералы, носящие гвардейскую форму, принесут Николаю — правителю абсолютно другого склада.
Запрограммированная смута
Дворяновластие, прикрытое завесой абсолютизма, экономическая и культурная зависимость, финансовый и хозяйственный развал не предвещали лёгкого воцарения следующему русскому монарху.
Александра Павловича воспитывал швейцарский просветитель Лагарп, а Николая Павловича солдафон Ламсдорф, который бил линейкой, шомполом, розгами, хватал за воротник или грудь и ударял об стену так, что мальчик почти лишался чувств.
Кукольник и Балугьянский преподавали юриспруденцию, Генрих Фридрих фон Шторх — политэкономию. Эти лекции были мало интересны юному великому князю. И дело тут не только в занудливо-высокопарном стиле упомянутых персон. Рационально мыслящий юноша чувствовал инстинктивную неприязнь к абстрактным системам, возникшим на совершенно иной почве. Шторх был неплохим статистиком, автором капитальной работы «Statistische Gemalde des russischen Reichs», но в экономической науке представал скорее беспочвенным фантазером. Ему принадлежала «теория ценности», согласно которой ценность товара создается его умозрительной полезностью; из его головы вышла также теория «невещественного производства», которая опередила свое время лет на сто.
По своей инициативе великий князь Николай изучал инженерное дело, прибегнув к помощи полковника Джанноти и инженера Ахвердова. Став императором, Николай не раз упоминал о своем образовании: «Мы — инженеры». То есть, фактически относил себя к технической интеллигенции. Николай умел хорошо чертить и рисовать.
Очень многое Николай освоил без участия придворных учителей. Даже хороший русский язык он обрел своими усилиями, ведь детство его прошло в иноязычной среде, а его царствовавший брат Александр вообще не мог выражать какие-либо сложные мысли на русском языке.
Уже это показывает большее желание Николая превратиться из франкоязычного Голштейн-Готторпа в Рюриковича-Романова.
В своих воспоминаниях фрейлина двора Н. Смирнова-Россет много пишет об обширной исторической эрудиции Николая, его хорошем знании русской истории. Из исторических персонажей он любил «собирателей» и «строителей» государства, таких как великий князь Владимир Мономах, Петр I, и соответственно порицал удельных князей, «разрушителей государства».
Неоднократно Николай высказывал негативное отношение к деяниям своей бабушки, Екатерины Великой. Наверное, он не мог простить ей, что многие проблемы, с которыми ему придется биться всю жизнь, были бездумно созданы в ее царствование.
Во время долгих путешествий по России великий князь Николай вел журналы, в которых описывал жалкое состояние тюрем, больниц, приютов и т. д. По существу, ему нигде нельзя было облегчённо вздохнуть и сказать: «Слава Богу здесь все в порядке».
Ключевский пишет: «Александр смотрел на Россию сверху, со своей философской политической высоты, а, как мы знаем, на известной высоте реальные очертания или неправильности жизни исчезают. Николай имел возможность взглянуть на существующее снизу, оттуда, откуда смотрят на сложный механизм рабочие, не руководствуясь идеями, не строя планов.» Прямо скажем, что мнимую «силу» идей и «действенность» планов александровская эпоха продемонстрировала сполна.