Телефонограммы.
16 сентября.
Копіи.
Истекшей ночью, около и час, непріятель изъ дер. Палиджуанъ перешелъ въ наступленіе на открытый капониръ № 3. Артиллерійскій и ружейный огонь цѣлую ночь.
Атака на капониръ, имѣвшая демонстративное значеніе, отбита.
Капитанъ Степановъ.
10 час. утра.
Цѣлый день противникъ обстрѣливалъ лит. Б.
Полковникъ Покладъ.
8 час. 40 мин. вечера.
Телефонограммы.
16 сентября.
Копіи.
Укрѣпленіе Высокой, Дивизіонной и Плоской идетъ безостановочно. Японцы тоже укрѣпляются.
Полковникъ Ирманъ.
8 час. утра.
На 3 форту безъ перемѣнъ.
Капитанъ Романовскій.
1 часъ дня.
Фортъ 5 сильно обстрѣливался.
Флигель-адъютантъ полковникъ Семеновъ.
3 час. 10 мин. дня.
Посты на западномъ фронтѣ по старой линіи. Наблюдалось большое оживленіе въ лощинѣ на с.-в. деревни "Безъ названія". Непріятель усилился. Японцы вновь таскаютъ жестяные ящики, очевидно съ гранатами.
Капитанъ Романовскій.
8 час. 30 мин. вечера.
Опять началась усиленная бомбардировка города.
Сегодня сильно не здоровилось, рѣшилъ заняться всецѣло своимъ дневникомъ.
Воздухъ опять словно кипитъ отъ летящихъ снарядовъ. Летятъ высоко, разрывы далеко — едва слышны.
Грохнуло орудіе въ сторонѣ противника — шипѣніе, шелестъ въ воздухѣ и взрывъ.
Утесъ началъ гремѣть залпами.
Воздухъ скрипитъ отъ летящихъ снарядовъ; громъ выстрѣловъ далекимъ, стихающимъ эхомъ покатился между горъ. Загремѣла Перепелка. Загромыхалъ "Дядя Мошинскій" (стрѣлковая батарея). Треснуло, именно треснуло двѣнадцатидюимовое орудіе на броненосцѣ.
Опять началось повтореніе стараго.
Противникъ неутомимъ — посылаетъ снарядъ за снарядомъ.
За Перепелкой затрещали винтовки, пулеметы.
Гулъ стоитъ надъ городомъ.
Смотрю въ окно. Бѣжитъ тетушка.
Ну, конецъ — сейчасъ панику разведетъ.
— Воть черти проклятые-опять стрѣляютъ! Просто житья нѣтъ.
Ты знакомъ съ комендантомъ?… Неужели…
Ахъ да, вѣдь я прибѣжала окна закрыть. Вотъ страсти-то!
Боже упаси, какъ стрѣляютъ.
— Да вѣдь если окна закроете, не спасетесь отъ снаряда.
— Глупый, совсѣмъ, совсѣмъ глупый! Я хочу, чтобы они съ петель не слетѣли. Что ты меня учишь? Я прекрасно знаю, что я дѣлаю.
Да здѣсь, если хочешь, и поглупѣть недолго. Ни днемъ ни ночью покоя… Чаю хочешь? Только крѣпкаго не…
О Господи Іисусе — вотъ стрѣляютъ!
Чтобъ они провалплись.
И скоро ли эта, какъ его, Куропатка придетъ?
— Да не Куропатка, а Куропаткинъ.
— Ну, не все ли равно, кто тамъ? Лишь бы пришелъ и прогналъ япошекъ.
Электрическій утесъ выпустилъ очередь. Тетушка, перекрестившись, бросилась запирать окна…
— Подумай, лукъ, простой лукъ два рубля фунтъ, и то еле достали; зелени совсѣмъ нѣтъ. Слыханое ли дѣло — коробка, обыкновенная коробка масла 5 руб. Да они совсѣмъ сдурѣли. А еще, говорятъ, цѣны тутъ установлены.
Грабежъ, одинъ грабежъ!
Залаяли собаки. Лай поднялся невыносимый, страшный, да и не мудрено: въ домѣ 8 псовъ.
Вышелъ.
По саду торжественно идетъ бойка, за нимъ рикша везетъ что-то донельзя грязное. Псы заливаются.
— Что такое?
Видъ у китайца отмѣнно серьезный. Наши барыни къ нему.
— Что ты?
— Водъ моя привези зелень. Тольго шиббко мало есть.
— Почему? — въ одинъ голосъ.
Канонада усилилась, собаки подняли форменный ревъ. Вѣстовой отгоняетъ. Куда — не справиться съ этой горластой оравой: сердитыя стали.
— Везедэ стрѣляй — продолжаетъ сосредоточенно китаецъ — китайзы бѣги, все брозай. Мозно привезди тольго мѣскѣ…
Беретъ изъ колясочки грязный мѣшокъ.
…Капитанъ увидитъ — сейчазъ одбирай и денегъ давай, сколько хошь. Очень трудно. Въ воротахъ одбирай, деньги не давай. Шиббеко худо есть.
Вынимаетъ морковь, петрушку, лукъ — все миніатюрное, въ минимальномъ количествѣ.
— Что же ты такъ долго не приходилъ?
— Сидѣлъ, ждалъ рибы.
Нѣдъ и нѣдъ. Есть больжой, сдеглянный, китапзы кужай, русскій нѣдъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, ея не нужно. Богъ съ ней.
— Вотъ я сидѣлъ, сидѣлъ и приходи.
Вчера маленькій полизмейзетеръ ново-китаійскій городъ ходи Чифу-Цинтіусъ.
Видъ у китайца крайне серьезный. Онъ понимаетъ, что онъ очень теперь нужный человѣкъ. Но изъ рамокъ корректности не выходитъ.