Опоздай мы на минуты двѣ-три, шрапнель разорвалась бы надъ нашими головами.
Подъѣзжая глубокой лощиной къ батареѣ лит. Б — мы издали еще увидѣли группу генераловъ и офицеровъ.
Генералъ Горбатовскій пристально разглядывалъ въ подзорную трубу вершину Дагушаня.
Поднявшись на лит. Б и принявъ рапортъ отъ командира батареи капитана Вахнѣева, генералъ Смирновъ приказалъ немедленно открыть огонь изъ всѣхъ орудій восточнаго фронта и двинуть въ атаку на Дагушань нѣсколько назначенныхъ ротъ.
Роты двинулись впередъ. Показалась цѣпь. Едва различаемъ стрѣлковъ. Цѣпь медленно подвигается.
На Дагушанѣ никого не видно. Японцы попрятались.
Батареи осыпаютъ Дагушань шрапнелью и фугасными бомбами. На склонахъ явственно различаемъ огромные взрывы.
— Полковникъ Тохателовъ, прикажите батареямъ обстрѣлять вершину — на ней и за ней навѣрное много японцевъ — чего они даромъ обстрѣливаютъ склоны? — отдаетъ приказаніе Смирновъ.
Полковникъ Тохателовъ спускается въ казематъ. Хочетъ передать по телефону на дальнія батареи. Ничего не выходитъ. Центральная не отзывается. Тохателовъ горячится. — Дайте лит. А; лит. А — говорю! Да что вы, ошалѣли? лит. А. А. А..!
Наконецъ центральная отозвалась.
А время идетъ. Снаряды несутся къ Дагушаню и, вмѣсто вершинъ, рвутся на его склонахъ.
Снаряды съ батареи лит. А начали ложиться въ сѣдлѣ Дагушаня.
— Ну, что же это? Только одна батарея поправилась. Передайте же на другія батареи. Что онѣ смотрятъ? — начинаетъ горячиться Смирновъ.
Тохателовъ мечется. Кричитъ наверхъ, на залитерную батарею. Приказываетъ передать по семафору.
Наконецъ всѣ батареи сосредоточили огонь на вершинѣ Дагушаня.
Генералъ Кондратенко, совершенно сонный, какъ-то безучастно смотритъ на все вокругъ происходящее.
Генералъ Горбатовскій, страшно чѣмъ-то взволнованный, ходитъ по гласису.
Генералъ Смирновъ пристально смотритъ на Дагушань.
Здѣсь я впервые убѣдился, въ какомъ прекрасномъ состояніи былъ крѣпостной телефонъ. Благодаря его примитивному устройству, начальникъ отдѣла крѣпостной артиллеріи не только не могъ одновременно отдать однороднаго приказанія на всѣ подчиненныя ему батареи (какъ это практикуется въ Германіи), но даже не могъ добиться быстраго соединенія съ одной изъ нихъ.
А на центральной станціи знали, что самъ комендантъ крѣпости на батареѣ лит. Б и лично оттуда руководитъ артиллерійскимъ огнемъ.
Я говорю — въ центральной знали.
Да, знали, потому что, какъ только комендантъ пріѣзжалъ на какую-нибудь батарею, поручикъ Гаммеръ немедленно передавалъ въ центральную и въ штабъ крѣпости о мѣстѣ нахожденія генерала.
Если тогда, когда на батареѣ находился самъ комендантъ крѣпости, руководившій огнемъ артиллеріи, нельзя было быстро отдать экстреннаго приказанія, то что же творилось, когда командиръ отдѣла или сектора по собственной иниціативѣ спѣшилъ и долженъ былъ сообщить важное, не терпящее отлагательствъ приказаніе на одну изъ ввѣренныхъ ему батарей?
Бывали случаи, что, не добившись соединенія, отправляли посыльныхъ; носыльные возвращались, а центральная все еще не соединяла съ требуемымъ No.
Солнце уже было довольно высоко, когда стрѣлковыя цѣпи приблизились къ подошвѣ Дагушаня.
Артиллерійскій огонь усилился, шла энергичная подготовка атаки.
Шрапнель и бомбы непрерывно рвались на Дагушанѣ.
Приближался моментъ начала атаки.
Всѣ съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдили за атакуютцими.
Генералы Смирновъ, Кондратенко, Горбатовскій сгруппировались у подзорной трубы.
Капитанъ Вахнѣевъ страшно суетился, бѣгая отъ одного орудія къ другому.
— Ваше превосходительство, ваше превосходительство, посмотрите, какъ удачно попалъ снарядъ изъ второго орудія — прямо въ сѣдло Дагушаня! А вотъ еще, еще лучше! — неуспѣлъ онъ сообщить этого пріятнаго извѣстія и сознавая, что всѣмъ уже порядочно прискучила его суетливость, оборвавъ фразу, уже мчится къ орудіямъ и, поправляя прицѣлъ, командуетъ:
— Третье!
Стрѣлки уже тѣмъ временемъ начали быстро подниматься наверхъ, съ трудомъ карабкаясь по уступамъ Дагушаня.
Солнце близко къ полудню, жжетъ немилосердно.
— Полковникъ Тохателовъ, прекратите артиллерійскій огонь — крикнулъ Смирновъ.
Опять Тохателовъ бросился исполнять приказаніе, что, при его довольно грузной фигурѣ, было нелегко. Послѣ долгаго мученія у телефона и передачи семафоромъ, огонь постепенно сталъ стихать. Только лит. А гремѣла еще всѣми орудіями. Наконецъ удалось и ей сообтдить — батарея замолчала.