Солнце склонялось уже къ западу, косо глядѣло на землю. Тишь и гладь вокругъ. Молчатъ японцы, молчимъ и мы.
Въ многочисленныхъ госпиталяхъ и лазаретахъ Артура настроеніе тревожное. Въ эти обители страданій, смерти и печали первой залетѣла вѣсть о возможномъ штурмѣ. Тамъ все готовится встрѣтить надвигающуюся грозу.
Комендантъ уже на Куропаткинскомъ люнетѣ. Командиръ его, вѣчно грустный, задумчивый красавецъ, поручикъ Дударовъ, внимательно слушаетъ распоряженія коменданта.
Положеніе люнета во время штурма будетъ серьезное. Онъ будетъ страшно поражаться огнемъ и первый, какъ наиболѣе выдвинутый, въ лобъ приметъ на себя штурмовыя волны.
Комендантъ спѣшитъ уже дальше. Я простился съ Дударовымъ навсегда. Онъ былъ наповалъ убитъ шальной пулей.
Переходя черезъ мостикъ, оглянулся: Дударовъ стоялъ задумавшись, онъ никого не видѣлъ.
Солнце золотило горы, блистало на стали орудій, играло оазами рѣдкой зелени…
Солнце свѣтило всѣмъ — друзьямъ и недругамъ.
Все тихо. Воздухъ чистъ и прозраченъ.
Сегодня даже Шининзскій перевалъ явственно виденъ.
Японцы молчатъ, молчимъ и мы.
Эта тишь, этотъ царственный покой въ природѣ и среди враждующихъ людей манилъ къ себѣ, ласкалъ собою, властно обѣщая жизнь и свѣтъ.
Стрѣлки, артиллеристы — эти сѣрые люди, всю жизнь такъ близко соприкасавшіеся съ землей, непосредственно цѣнящіе и любящіе ее — видимо, упивались прохладой и покоемъ наступившаго вечера.
Вглядываясь въ загорѣлыя, изможденныя, до времени старческія лица, я читалъ въ нихъ только жажду покоя и простое, каждому понятное чувство: Господи, какъ тихо, какъ хорошо!
Только бы жить, все равно — какъ, но лишь бы жить! подтверждали взгляды каждаго и всѣхъ, кого я только ни видѣлъ въ этотъ вечеръ на оборонительной линіи въ канунъ жесточайшихъ артурскихъ штурмовъ.
Надежды, тоскливыя надежды на доброе, мирное, свѣтлое воскресали и росли.
Суровая дѣйствительность уступала могучему полету грезъ.
Грезы!?… Грезы!
Да, только бы жить — для многихъ было только грезы.
Властныя, оковъ жизни и смерти не признающія, чудныя, но только и только грезы.
Комендантъ энергично продолжалъ осмотръ боевой линіи.
Поддался ли онъ очарованію дремлющаго дня, исходилъ ли онъ изъ чисто практическихъ соображеній, не знаю — всегда суровый, сосредоточенный, жгучій взглядъ сверкающихъ глазъ ни на секунду не выдавалъ его душевныхъ движеній; но я знаю, что ни одинъ выстрѣлъ по его винѣ не нарушилъ торжественной тишины уходившаго въ вѣчность дня Артура.
На всемъ фронтѣ отъ моря и до моря продолжала царить тишина. [6]
Сѣли на коней. Рысью взобрались по крутому скату на Залитерную батарею штабсъ-капитана Высокихъ.
Внизъ и вдаль развернулась картина нашихъ фортовъ, батарей и укрѣпленій.
Впереди, на золотисто-бирюзовомъ небосклонѣ проектируются горы. Онѣ сплошь заняты притаившимся врагомъ — человѣкомъ.
Тамъ сегодня тоже тихо, совсѣмъ тихо.
Миръ и любовь, казалось, царили надъ Квантуномъ, надъ умолкнувшими врагами.
День догоралъ.
Добрались наконецъ до лит. Б. Командиръ ея капитанъ Вахнѣевъ, жизнерадостный, веселый, лихой танцоръ въ мирное время, дѣятельный артиллеристъ теперь, съ увлеченіемъ докладываетъ, какъ онъ отлично пристрѣлялся къ работамъ осаждающаго.
— Ваше превосходительство, разрѣшите открыть огонь — мигомъ всполошу японцевъ.
— Не увлекайтесь, капитанъ. Еще много предстоитъ впереди, берегите снаряды. Смотрите, достанется вамъ. Вы долго и безнаказанно испытывали терпѣніе противника. Желаю вамъ счастья и успѣха. [7]
Осмотрѣвъ еще рядъ укрѣпленій, напутствуя вездѣ людей на надвигающуюся страду, Смирновъ тронулся на Опасную гору.
Поднялись на наблюдательную вышку. [8]
Солнце уже за Ляотѣшанемъ.
Съ высоты Опасной горы все, какъ на ладони.
Вонъ тамъ и дальше, дальше — цѣпи горъ. теряющіяся въ прозрачной синевѣ упавшихъ сумерекъ. Онѣ уже не наши. Тамъ врагъ, непримиримый, настойчивый и сильный.
Да врагъ ли? Правда ли, что онъ готовитъ чугунъ и сталь съ цѣлью разгромить, уничтожить, истребить все живое въ крѣпости?
Такъ ли? Врагъ — человѣкъ. Ему вѣдь близки чувства любви, милосердія, страха; стремленіе сохранить жизнь. Врагъ достойный, храбрый — но онъ человѣкъ…
День догорѣлъ.
6
Лишь около 4-хъ часовъ началась и быстро прекратилась легкая перестрѣлка на западномъ фронтѣ.
7
На слѣдующій день лит. Б была разбита въ пухъ и дребезги, а Вахнѣевъ израненъ въ 40 мѣстахъ. Остался живъ.
8
Отсюда Смирновъ предполагалъ руководить обороной во время штурмовъ. Полковникъ Рашевскій вполнѣ приспособилъ ее для этой цѣли, соединивъ телефономъ съ штабомъ крѣпости.