Вечеръ, неизмѣнный предвѣстникъ ночи, медленно спускался на землю, окутывая нѣжной, прозрачной дымкой утомленныхъ въ вѣковой враждѣ людей.
Со стороны доносился легкій шумъ города, постепенно сходившій на нѣтъ.
На оборонительной линіи замерли аккорды молитвъ… Десятки тысячъ моленій отлетѣли къ Тому, Кто справедливъ и милосердъ… Все стихло… Люди готовились отойти ко сну, тревожному, чуткому, для многихъ послѣднему.
Сумерки сгустились.
Вечеръ потухъ.
На западѣ, на темномъ фонѣ сумрачнаго океана еще горѣла и догорала вечерняя заря, догорали съ ней надежды, таяли грезы тѣхъ, кому осталось лишь жить до зари…
Генералъ Смирновъ, отдавъ послѣднія распоряженія по распредѣленію и сосредоточенію боевыхъ силъ на оборонительной линіи сѣверо-восточнаго фронта, спустился внизъ къ лошадямъ.
Ночь, темная… звѣздная… Тихо вблизи, тишь убаюкала даль. Мертвый покой кругомъ, болѣзненно нарушаемый стукомъ копытъ.
Молча спускались мы въ низину Артура, словно очарованные этимъ не земнымъ, но и не небеснымъ покоемъ.
Это былъ покой дремлющаго ада.
Далеко впереди, на кружныхъ высотахъ, залегли стальныя чудовища, притаились въ оврагахъ, долинахъ и балкахъ, направивъ на насъ свои смертоносныя жерла. Холодомъ, смертью вѣетъ отъ нихъ.
Вокругъ этихъ адскихъ чудовищъ копошились во снѣ маленькіе, но сильные люди.
Глубокая ночь. Звѣзды ярко горятъ, перемигиваются. Словно узнать онѣ хотятъ, что у людей дѣется.
Но люди спятъ.
Тяжелый сонъ, сонъ тревожный сковалъ ихъ.
Только въ спальнѣ одного изъ домовъ, прилегавшихъ къ порту, не спятъ. Дѣвочка-ребенокъ всѣхъ перепугала.
Отецъ и мать безпомощно смотрятъ на нее…
Спала она. Вдругъ вскакиваетъ съ перекошеннымъ отъ ужаса лицомъ и съ недѣтскимъ, душу надламливающимъ воплемъ бросается на колѣни.
— Мама! папа! Страшно, страшно! Стрѣляютъ! Господи, добрый Боженька, спаси васъ и меня, и матросиковъ, и солдатиковъ!.. — съ тѣмъ и замерла — блѣдная, съ расширенными зрачками, протянутыми къ образу рученками, передъ которымъ мирно теплился огонекъ лампадки.
Затѣмъ нервный припадокъ, и бредъ продолжается:
— … Осколки… осколочки миленькіе… пташечки… маленькія… не нужно драться… больно… кровь льется… мамочка! мамочка!.. это съ улицы… съ улицы… кровь… стаканъ крови… [9]
Звѣзды померкли. Ночь на исходѣ. Заалѣла заря. Пташки встрепенулись — запѣли. Океана волна за волной быстрѣй покатились, зашумѣли — приливъ начался.
Въ кабинетѣ коменданта огонь. Въ креслѣ онъ дремлетъ, рядомъ звонокъ телефона дребезжитъ неустанно.
Близокъ разсвѣтъ.
Востокъ запылалъ во всю свою ширь необъятную. Секреты отходятъ къ своимъ заставамъ.
По всей линіи и у насъ и у нихъ будятъ людей.
Разсвѣтъ наступаетъ.
Люди проснулись.
Разсвѣтъ наступилъ!
Раннее утро. Въ синевѣ небесъ привѣтливо сверкаетъ яркое солнце. Воздухъ прозраченъ, недвижимъ. День будетъ ясный, тихій. Еще все покойно на землѣ Артура. 5 часовъ 10 минутъ……… Выстрѣлъ! — тамъ, въ сторонѣ Волчьихъ горъ. Вой снаряда прошумѣлъ и стихъ… Грохочущій гулъ взрыва разбудилъ городъ — все встрепенулось.
Еще выстрѣлъ, еще, еще. Секунды затишья.
Еще, еще………………..
Началось!
Въ воздухѣ запѣло, завыло — все больше, гуще, сильнѣе. Выстрѣлы, ударъ за ударомъ, наполняя, сотрясаютъ воздухъ, земля дрожитъ отъ взрывовъ. Гулъ взрывовъ, выстрѣловъ, громъ — все смѣшалось.
Идетъ артиллерійскій бой.
Сотни орудій ревутъ, гудятъ…
Сотни снарядовъ, вздымая огромныя облака дыма, мечутъ смерть и разрушеніе.
Люди уничтожаютъ другъ друга.
На землѣ заклокотала ненависть людская и злоба.
Тысячи людей и покойно и въ ужасѣ, словно въ кровавомъ кошмарѣ, мечутся у орудій въ пороховомъ дыму, среди гула, треска выстрѣловъ и взрывовъ, одухотворенные однимъ лишь желаніемъ, стремящіеся къ одной лишь цѣли — уничтожить побольше себѣ подобныхъ.
На землѣ адъ!
А на небѣ?
На небѣ?
Тихо!
Все выше, выше поднимается лучезарный шаръ, все ярче, привѣтливѣе свѣтитъ онъ на дымящіяся горы, заглядываетъ всюду: и въ пороховые погреба, и въ госпиталя, гдѣ все блеститъ чистотой въ ожиданіи тѣхъ, кому жарко у грохочущихъ орудій, кто уже корчится отъ боли, барахтаясь въ лужѣ собственной горячей крови…
Громъ земли гремитъ и жалобно стонетъ и злобно воетъ. Все сатанински рветъ и рушитъ.
А солнце все выше и выше катится по небосклону. Сколь царственно-щедро льетъ оно всѣмъ свой свѣтъ, столь же царственно-безучастно глядитъ въ упоръ въ остановившіеся, уже мутные, съ печатью страданія, глаза тѣхъ, кто только что жилъ, стремительно надѣялся, страшно страдалъ и — умеръ.
9
У ребенка на глазахъ 4 августа вблизи порта изуродовало снарядомъ проходившаго рабочаго.